Я нащупала кнопку смыва и надавила изо всех сил. Голова была такая тяжелая, что падала сама собой, и я прижалась щекой к краю унитаза. Все вокруг кружилось. Я закрыла глаза. Мне хотелось умереть.

Через некоторое время я услышала, что Элиас возвращается, его шаги приближались. Я хотела поднять руку и махнуть ему, чтобы он ушел, но рука не двигалась. Я медленно открыла глаза. Элиас сидел рядом со мной на полу, прислонившись к стене. В руках он держал толстовку, стакан воды и пузырек с лекарством. Толстовку он положил себе на колени, стакан воды поставил неподалеку и накапал в чайную ложку немного лекарства.

– Открой рот, – велел он.

Я подняла голову, в которой снова застучало, и открыла рот. Скривившись, проглотила горькое лекарство и взяла протянутый Элиасом стакан.

– Через пару минут твоему желудку станет лучше, – пообещал он.

Я прополоскала рот водой.

– Спасибо, – сказала я.

Он улыбнулся, и я спросила себя, почему он так добр со мной. После всего, что произошло сегодня вечером, я этого точно не заслужила.

– Я тебе принес кое-что переодеться, – сказал он и расправил толстовку. – Мы же не хотим, чтобы после сегодняшних водных процедур ты еще и простудилась.

В его лице мелькнуло что-то озорное. Присмотревшись к толстовке повнимательнее, я поняла, что его веселит. Толстовка была в светло-серую рябь, а на спине большими черными буквами значилось: «Элиас 01».

– Как ни смешно, все остальные вещи в стирке, – сказал он и пожал плечами.

– Надо же, какое совпадение, – хрипло ответила я, не сдержав слабой усмешки. Элиас такой Элиас. – Спасибо… Очень мило с твоей стороны, – пробормотала я, и он улыбнулся.

– Ну как, – спросил он осторожно, – тебе нужна помощь, чтобы переодеться… или справишься сама?

Я закусила нижнюю губу и взглянула на него. Весь вечер я бегала за ним по пятам – только для того, чтобы сбежать, словно истеричная девчонка, едва он попытался меня поцеловать. Несмотря на это, он хотел со мной поговорить, но я не нашла ничего лучше, чем оскорбить его и напиться в стельку. А потом, когда он собрался с духом и вот-вот готов был признаться в своих чувствах, я убежала блевать в сортир.

Что с того, что теперь он увидит меня в одном белье? Если бы мне не было так плохо и если бы одна мысль о том, что придется переодеваться самой, не приводила меня в ужас, я бы, может, и не согласилась. Но я только бросила на него пристыженный взгляд – и подняла руки над головой.

Глаза Элиаса расширились. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вновь взять выражение своего лица под контроль. Он откашлялся.

– Не волнуйся, я притворюсь, что не смотрю.

– Очень тебя прошу, – сказала я.

Элиас наклонился, подцепил край моей футболки и аккуратно стянул ее через голову. Я тут же опустила руки, торопясь прикрыть грудь. Тем временем Элиас взял толстовку и помог мне влезть в нее. Ткань оказалась мягкой на ощупь. Едва почувствовав, как она коснулась кожи, я вновь припала щекой к ободку унитаза. Скорчившись, я прижала руки к животу, который сводило болезненными спазмами.

Дверь ванной была открыта нараспашку, в гостиной тихо играла «Аллилуйя» Джеффа Бакли. Судя по сочувствующему взгляду Элиаса, вид у меня был такой же кошмарный, как и самочувствие.

– Тебе очень худо, да? – спросил он.

Я кивнула, а он отбросил с моего лба мокрые пряди волос. Его глаза были похожи на бирюзовый океан. Я попыталась сосредоточиться на нем и не видеть больше ничего вокруг. До некоторой степени мне это удалось. Его пальцы гладили мой висок – чудесное ощущение.

– Зачем же все это, Эмили?

Я потупилась и пожала плечами.

– Неужели сама мысль о том, чтобы поцеловаться со мной, так ужасна, что ты упилась вусмерть?

Меня словно что-то ужалило в сердце. В первый раз его мягкий голос причинил мне боль.

– Вовсе… вовсе нет, – пробормотала я. – Мне очень жаль, я вела себя как дура.

– Но почему ты так себя вела? – тихо поинтересовался он. В его глазах я прочла самое ужасное для моей нечистой совести: он давно меня простил.

Бывают моменты, когда слов просто не хватает. Что бы я ему ни сказала, я бы даже близко не смогла выразить того, что чувствовала и хотела объяснить. Перестав корчиться, я подползла к нему и склонила голову ему на грудь. Страх, что он оттолкнет меня, оказался напрасным – в следующее мгновение он крепко обнял меня. Я подтянула ноги и вцепилась в него, уткнулась лицом ему под мышку и вдохнула знакомый запах. Он нежно поцеловал меня в макушку и потерся щекой о мои волосы. Никогда прежде в жизни я не чувствовала себя настолько защищенной.

Он гладил меня по плечу, по спине, терпеливо дожидаясь ответа.

– Потому что… потому что я боюсь… – прошептала я и сглотнула.

Он прижался ко мне еще теснее.

– Чего ты боишься, Эмили?

Потребовалось немало времени, прежде чем я смогла выговорить:

– Я боюсь… боюсь, что ты снова разобьешь мне сердце.

Я закрыла глаза и еще глубже спряталась в его подмышку.

Его губы коснулись моих волос, он зарылся в них лицом и тяжело дышал.

– Я сделал тебе тогда очень больно, да?

Его голос был слаб, а вопрос прозвучал скорее как утверждение. Я ничего не ответила. Воцарилась тишина.

– Я был тогда так глуп, – прошептал он. – Молод и очень глуп. Я ужасно жалею о том, что случилось, мой ангел. Если хочешь, я тебе все объясню. Все.

Я кивнула. Что бы он ни захотел мне объяснить, я всегда готова выслушать.

Он поцеловал меня в макушку.

– Вот и замечательно, – сказал он. – Я правда очень рад, что ты мне это сказала.

Я снова кивнула. Его рука скользила по моей спине, и по телу разливалось мягкое, приятное чувство. Я хотела забыть все, что было, как события далекого прошлого, так и происшествия сегодняшнего вечера. Просто быть с ним, чувствовать его, закрывать глаза, наслаждаться близостью. Молчать с ним и, несмотря на это, вести с ним тысячу безмолвных бесед.

Я надеялась, что это мгновение продлится подольше, и надежда моя оправдалась. Ни я, ни Элиас не делали ни малейшей попытки отстраниться.

Лекарство действительно помогло. Желудок успокоился. С усталостью, правда, я ничего не могла поделать, но какая разница, если на душе хорошо, словно витаешь в облаках.

– Знаешь, за что еще я так сильно тебя люблю? – спросил Элиас.

Я тихонько покачала головой.

– С одной стороны, ты очень сильная, а с другой – такая хрупкая, что тебя хочется защитить от всего мира.

У меня мурашки побежали по коже. Вообще-то я не люблю, когда мне лезут в душу. Чувствую себя при этом, словно стою голая. Но Элиас – человек, для которого я могла сделать исключение. Все время, что мы здесь сидели, я испытывала странное чувство – чувство, которого мне всегда недоставало в его присутствии. Доверие. Нежданно-негаданно оно пришло, как будто всегда было со мной.