В отличие от мальчика, Пал сразу понял, что люди в любом случае умрут. Ноги и тазовые части их тел представляли собой сплошное месиво из костей и мяса. Но оба они были ещё живы, хотя и ненадолго. Пал повернулся к выходу из рубки (всё-таки Даниле входить в неё было запрещено), но мальчик вырвался из его манипуляторов и на подкашивающихся ногах заковылял к родителям.

— Должен напомнить, что входить в рубку вам запрещено! — строго напомнил Пал, но Данила его уже не слушал.

Из одного из карманов на курточке он вытащил два тонких провода и переходник для своего порта. А затем с помощью переходника сделал то, что считалось очень опасным — соединил себя напрямую с интерфейсами родителей, откуда считывались их медицинские показатели.

— Они живы, Пал! Они живы!..

— Они умирают, Данила, — ровным голосом вынес вердикт Пал.

В этот момент Елена, которая должна уже была, по всем признакам, стоять одной ногой на том свете, слегка приоткрыла глаза. Она увидела Данилу и протянула руку, нежно коснувшись его щеки.

— Даня, сынок, мой… Ты жив, — прошептала она, нерационально потратив остатки сил. И снова потеряла сознание, а показатели работы её сердца стали угрожающими…

— Возьми маму на руки! Неси её в медицинскую капсулу! — потребовал Данила от Пала, крепко сжав худые кулачки, чтобы снова не заплакать.

И робот не смог ему возразить. Потому что по всем вводным именно Данила теперь становился тем, кто имеет право отдавать распоряжения.

Когда Пал протянул манипуляторы к маме, мальчик отключил провода и заставил себя подняться. Еле передвигая ноги, он сумел добраться до реакторной. Открыв крышку ручного управления, Данила перенаправил всю энергию на работу капсул, а потом поковылял в медицинский отсек, где Пал уже уложил Елену под стекло.

Данила откинул пульт управления и, убедившись, что энергии достаточно, включил режим криостаза. Лишь бы помогло!..

— Папу! Неси быстрее папу! — потребовал от робота мальчик.

Три десятка секунд, которые понадобились Палу, чтобы принести тело Евгения, показались Даниле целой вечностью. Он лежал на полу и из последних сил старался не потерять сознание. И поднялся только для того, чтобы запустить режим криостаза отца. Последнее, что он помнил — это зелёный огонёк на пульте, сообщавший, что криогенный процесс завершён удачно, и мозг пациентов пока ещё жив. Пока…

Именно в этот момент был запущен отсчёт семнадцати лет, по прошествии которых Данила уже не смог бы вернуть к жизни родителей. Правда, об этом мальчик тогда даже подумать не успел. Стоило ему расслабиться, как сознание покинуло его измотанное тело. Поэтому дальше действовал только робот Пал…

Достав инвазер, он подключил к нему несколько ампул, которые должны были помочь ребёнку адаптироваться к местным условиям. А затем сделал уколы и отнёс бесчувственное тело мальчика в каюту. После он собирался что-нибудь приготовить из остатков запасов: всё-таки человеческим детям нужно хорошо питаться…

Но в этот самый момент до планеты, которую Евгений Краснов называл Геей, докатилась солнечная вспышка, и мощнейшее электромагнитное излучение перезагрузило систему Пала. Как и систему корабля. И пока в электронные системы «Арго» после перезагрузки возвращалась жизнь, Данила спал в своей койке мирным сном маленького, но очень одинокого героя…

Песчаный Язык, Марчелика, окраина изведанных человечеством земель, 10 февраля 1924 года М.Х.

Пожилой касадор сидел на одном из трёх воллов в связке и с большим интересом смотрел на странную конструкцию…

Вообще-то ему надо было пустить воллов в сторону побережья, найти ближайшего координатора — и отдать ему специи, отобранные в недавнем бою у контрабандистов. Но он всё никак не мог взять в толк, кому понадобилось делать такое большое колесо, что там за странный такой материал на колесе, и почему оно присоединено к какой-то металлической балке?..

Касадор был стар, и в этом почётном статусе он пребывал довольно давно. Ещё в Старом Эдеме его все называли старым. Но в Старом Эдеме, где он служил егерем, его звали старик Гро. А в Марчелике сразу прозвали просто Стариком. Всем здесь было наплевать и на его настоящее имя, и на обстоятельства, что под древность лет погнали его за океан. Главное, что Старик хорошо стрелял, не строил из себя невесть что — и вообще был достойным метеном.

Всё остальное здешних касадоров не волновало. А контрабандисты от него живыми не уходили, так что их мнения никто и не спрашивал…

Спрыгнув с волла на землю, Старик начал осторожно подходить к конструкции. Сюда его привёл огненный болид, который многие заметили, но только Старик примерно знал, куда тот упал. Ещё это, конечно же, знали контрабандисты, но они уже разучились говорить — по причине появления в их телах незапланированных дырок. И, тем не менее, Старик отчётливо видел следы раскопок. Кто-то пытался откопать колесо и металлическую балку из песка…

На движение, которое касадор уловил краем глаза, он среагировал мгновенно. Револьвер вылетел из кобуры, и большой палец привычно взвёл курок. Но стрелять Старик не стал. И не потому, что не по кому было… Вовсе нет.

Движение ему не почудилось, но как-то не принято на Эрфе было по детям стрелять. В немом изумлении касадор смотрел на худенького мальчика в странной одежде, который стоял с поднятыми руками. Как будто такой мелюзге кто-то оружие даст, ага!

— Хето, что ты здесь делаешь? — удивлённо спросил Старик, но мальчик только криво улыбнулся и показал на уши. — Да опусти ты руки!.. А, ты не понимаешь или не слышишь… Вероятно, не понимаешь!..

Следом Старик повторил свой вопрос ещё на пяти самых распространённых языках Эрфы, но мальчик всё ещё его не понимал. И это было странно! Хотя… Что вообще может быть более странным, чем встретить ребёнка посреди центральных равнин Марчелики, куда даже номады редко заглядывают?! Господь явно шутил то ли над Стариком, то ли над мальчиком… Или даже над ними обоими.

Неожиданно мальчик заговорил. И, вслушиваясь в его причудливый говор, Старик обнаружил какие-то смутно знакомые слова и конструкции. Будто кто-то взял язык его пра-пра-прадедов и зачем-то смешал с латынью.

— Подожди-подожди, хето! — попросил он и, изрядно напрягая память, добавил на древнем наречии своих предков. — Медленно! Говорить! Ты!

И мальчик заговорил медленно, но всё равно Старику было ничего не понятно. Наконец, ребёнку надоело играть в эту странную «угадайку», и он зачем-то уселся на раскалённый песок, принявшись плакать.

— Старик! — касадор ткнул себя кулаком в грудь и указал на мальчика. — Как звать, хето?

— Данила, — ответил тот.

— Да-ни-ло… — Старик про себя отметил, что имя как-то связано с тем, что ребёнок кому-то и зачем-то дан. Во всяком случае, так это звучало на диалекте предков. — Дан… Я буду звать тебя Дан! Согласен?