– Ну… да, – нерешительно ответил Вадя. Он прямо-таки излучал недоверие. Что, считает, что я ему все же не поверила? Правильно считает, но мне нужно больше информации, чтобы разобраться.

– Что – да? Ты в курсе, что на вопрос с несколькими альтернативами ответа не отвечают «да»?

– Ну, он нормальный. Как я.

О, тут бы я поспорила, ну да ладно.

– Он тебя младше?

– День в день, как я.

– Учится в Академии?

– Ага, в МАМке. Московской Академии Магов, – пояснил Вадя этот их сленг. – То есть, учился. Мама забрала его документы после выпускных Базовой ступени.

Я подняла бровь.

– Почему? Она ведь… – я лихорадочно пыталась вспомнить – я ведь слышала, что она…

– Немаг, – кивнул Вадя. – И она растила его одна. Он вообще не знал, кто его отец, пока мы… не вышли на контакт друг с другом, – Вадя нахмурился, будто пожалел о сказанном.

– Почему?

– Ну… Решила, что так будет лучше, – он помолчал и вдруг выпалил: – Вообще-то, она его до смерти боялась.

Ох, ну ничего себе. Почему-то вспомнились предостережения моей собственной матери – она так говорила, как будто, ну, не боялась, но точно – опасалась Талия Джонаса.

– Но почему? – вырвалось у меня.

Вадя совсем помрачнел.

– Потому что мой отец – жестокий хладнокровный человек, – отрезал он. Я подняла брови и уставилась в свой салат, бесцельно ковыряя его вилкой. И тут Вадя удивил еще больше: – Знаешь, его там даже посадили. Есть, видимо, за что.

Он с ожесточенным лицом крошил корочку пирога. Я уставилась на него и не знала, что сказать.

Талий Джонас из прошлого сидит в тюрьме. Это просто немыслимо.

А Вадю понесло. Кажется, столько времени находясь один на один с этой тайной, он, наконец, не мог удержаться, чтобы поговорить о ней с кем-то, кроме себя самого – что бы это ни значило.

– Я думаю, мне так кажется, что с этим как-то связана мама. Потому что она забрала моего двойника из МАМки весной, потом, когда я рассказал ему, кто мой отец здесь, он пришел к ней, и она сказала, что да, его отец тоже Талий Джонас, и что он как-то узнал, что у него есть сын, хотя она никому и никогда не рассказывала, кто отец моего двойника, но он откуда-то узнал и теперь ищет его, и она смертельно напугана, что он заберет его к себе, а ее убьет, и… В общем, после этого его вдруг посадили в Андэртаун, это такая тюрьма ОМП, правда, мы так и не узнали, за что, потому что у него доступа к инфосистеме магов нет, потому что мама его запретила, а ему еще тоже нет двадцати одного, и он ничего с этим не может сделать, а я ничего не смог выяснить, потому что в наших базах и книгах вообще ни слова про его арест нет. И… вот, – выдохнул Вадя после быстрой и длинной, как пулеметная очередь, речи.

Я тихо пыталась осознать, что только что услышала, и выходило у меня крайне, ужасно плохо.

Когда Талий Джонас вернется… Что из этого я должна буду ему рассказать?

– Это просто жесть, Вадя, – сказала я.

Он кивнул, изучая кашу, в которую превратил свое блюдо.

– Но тебе не кажется… Не кажется нелогичным, что если в прошлом у господина Талия Джонаса и твоей мамы уже родился один, кхм, Вадя, потом произошло все то, о чем ты мне сейчас рассказал, и после этого… после этого тот, второй Вадя куда-то исчез, Талий Джонас вышел из тюрьмы, помирился с твоей мамой, и у них родился ты, точная копия их первого сына?

Он снова кивнул.

– В этой истории очень много нелогичностей. Может быть, я – клон моего двойника? Я не знаю, Рина. Я пытаюсь выяснить, но пока что все совсем глухо.

– И ты думаешь, что ответы лежать на Пике Возрождения?

Он тяжело вздохнул.

– Если бы я знал. Но у меня есть серьезные основания полагать, что все это как-то связано с катастрофой на Пике в тринадцатом.

– Что это за основания?

Мой шпионский маневр не остался незамеченным. Он покачал головой и не ответил.

Принесли кофе, и я все же заказала нам две порции черничного мороженого.

– Ты говорил, что вы проверяли прошлое на линейность, – вспомнила я, когда официант, каторжанин в блестящем браслете, унес поднос с нашими раскуроченными недоеденными порциями.

Он пожал плечами.

– М, да, мы проверяли… изменения в прошлом никак не проявлялись в настоящем: ни одна метка, которую он оставлял, не сохранилась. И вообще… Вообще, там все как-то странно. Слишком много отличий. Ну, в прошлом моего двойника и нашем прошлом.

– Отличия между нормальным прошлым и прошлым прошлого? – уточнила я и попыталась не засмеяться. Пять баллов, Рина, удалось сохранить серьезное лицо.

– Да, – Вадя не заметил подвоха. – Вот, например, помнишь четверку лидеров Кварты, которых разыскивали до самых двадцатых и так и не нашли? Они в том прошлом мертвы. Никто, правда, не знает, что они из Кварты. Просто мой двойник узнавал: они необъяснимо скончались в девяносто пятом, одновременно, все четверо. Может, кто-то уже успел спасти мир до нас? И в этот раз обошлось без Рамона – о нем вообще никто не слышал, «Возрождения» там не существует, и вообще все с ног на голову. Там и кроме этого много отличий.

– Зачем вы вообще все это выясняли?

– В смысле? – Вадино изумление было таким откровенным, что я подумала, что что-то упустила. – Потому что это же очевидно – наша связь с двойником не случайна. Мы должны предотвратить катастрофу!

– О, так вы спасаете мир, – произнесла я наименее насмешливым тоном, но, видимо, на этот раз мой актерский талант дал слабину.

– Да! – распалился Вадя.

– Но как вы это сделаете, если время нелинейно? – резонно спросила я, и его пыл угас. Вадя сник.

– Не знаю. Мы пытаемся это выяснить. Пока – безрезультатно.

– И ты решил, что ответы хранятся секретных файлах базы?

Он пожал плечами.

– Не знаю насчет всех ответов, но там могут быть сведения о катастрофе.

Приехали.

– Какие, например?

– Секретные, – сказал Вадя, как нечто очевидное. А, я-то и не догадалась. Вот оно в чем дело. – Вот как ты думаешь, почему нам не говорят, что именно произошло в день катастрофы?

– Потому что никто этого не знает? – предположила я.

– Не думаю. Есть же какие-то исследования! От нас что-то скрывают!

О, пошли конспирологические теории.

– Ладно, а как связаны Пик и катастрофа?

– Это надо выяснить!

У него навязчивые идеи.

– Н-да, – протянула я.

Вадя хмуро смотрел на скатерть.

– Я тебе докажу, что я это все не придумываю.