И всю вторую половину июня, а затем и весь месяц июль Катина была с утра до ночи занята многими хлопотными заботами. Из коляски, да из седла почти не вылезала.

Тут тебе и приглядывай за овсами, и запасай сено, и вынь-положь подводы для уездного воинского начальника, а еще кроме рекрутов (не пятерых и не шестерых, а десятерых!) московский командующий граф Ростопчин, петух горластый, требует – дай ему мужиков в ополчение. И по всякому поводу спорь, доказывай, ссылайся на свое горемычное вдовство.

А еще каждый второй день надо было ездить в Москву, за военными новостями – чтобы не пропустить последний момент, когда еще можно продать овес.

Новости были плохие.

Бонапарт наступал, наши всё пятились, уносили ноги. С одной стороны, это было хорошо, ибо от генерального сражения война могла сразу же и окончиться. Не говоря о том, что под ядрами-пулями полягут многие тыщи лошадей, и оттого упадет спрос на фураж. Но француз приближался быстрее, чем ожидалось. Говорили, он уже у Смоленска, движется прямехонько на Москву, а до Натальи Овсянницы, когда овсы собирать, еще далеконько. Эх, довоевали бы хоть до сентября! И чтоб война сюда не дошла, а то повытопчут, пожгут весь урожай.

На овсы жаловаться не приходилось, они зрели исправно, но больно уж шустро лез чертов Бонапарт. Полина Афанасьевна даже карту в городе купила и всё мерила, рассчитывала: кто быстрее придет – Наполеон или Наталья.

За великими работами и великими тревогами Катина почти не видала внучку. До нее ли было? Хорошо хоть от дел не отрывала.

Сашенька, будто понимая бабушкину занятость, вела себя тихо. Всё сидела в библиотеке, рылась в книгах, что-то оттуда выписывала. Другой такой охотницы до научного чтения, верно, не было на всем белом свете. Обычных девушек и с педагогами к штудиям не привадишь, а эта сызмальства умела образовывать себя сама, без учителей, ибо какой же Фома Фомич учитель?

Но в это лето Александра что-то совсем уж себя не жалела. Под глазами у ней пролегли синие круги, тоненькое личико вовсе осунулось, взгляд стал отсутствующий, и всё бормочет под нос, машет руками, сама с собой о чем-то спорит. В иную пору Катина забеспокоилась бы, но такое это было страдное время, что его не хватало даже на разговор с внучкой.

Один раз Саша вдруг запросилась в Москву, за какими-то нужными ей книгами, хотя, казалось бы, куда их еще? В библиотеке шкафы и так ломились от чтения по всем интересующим пытливую девицу материям – по медицине, химии, физике, биологии и прочим естествознаниям. Бог с ней, пускай съездит, развеется. Отправила Александру в город с англичанином. И вскоре после того домашний покой для Полины Афанасьевны закончился.

Случилось это в предпоследний день июля. Вернулась она домой, как обычно, уже в темноте, усталая, и видит на крыльце, меж колонн, белую фигурку. Это была Сашенька, нетерпеливо кинувшаяся навстречу. Глаза пылают, голос срывается. Идемте скорей, говорит. Посмотрите, что я открыла! И чуть не тащит за собой в библиотеку.

Там на столе большая раскрытая книга с какими-то хитрыми значками и цифрами. Утомленная голова работала неважно, глаза слипались, а внучка очень частила, и понимать ее Катиной было трудно.

– Смотрите сюда, – показывала Саша на листок. – Вот числа, в которые они погибли.

– Кто погиб? – удивилась бабушка, за полтора месяца почти не вспоминавшая о сгинувшей Палагее и прочих жертвах таинственного злодея.

– Да девушки же, кто еще! – с досадой воскликнула барышня. – Чем я, по-вашему, все эти недели занималась? Глядите на числа, я вам говорю. Первую, безымянную, которую нашли прошлым июнем, не берем, ибо когда именно она убита, неизвестно. Вторая, Маланья Петрова, обнаружена 20 сентября «свежим трупом», то есть, видимо, убита предшествующей ночью. Третья, Лукерья Егорова, которую осматривал доктор, точно умерщвлена в ночь с 19 на 20 октября. Четвертая, Татьяна Зосимова, всплыла в проруби разложившейся, однако известно, что пропала она на Сретенье, а оно было 15 февраля. Наконец, наша Палагея вытащена из реки 13 июня, и по всему ясно, что убили ее минувшей ночью.

– Ну так, – зевнув молвила помещица. – И что с того?

– А теперь сюда воззрите! – Внучка подвинула раскрытую книгу. – Это «Астрономический календарь», за которым я ездила в Москву. – И стала тыкать пальцем в подчеркнутые строчки. – Ночь на 20 сентября 1811 года – кружок. Ночь на 20 октября 1811 года – кружок. Ночь 15 февраля – кружок. И ночь 12 июня – тоже кружок. Всё это дни полнолуния!

– Действительно, – согласилась Катина. – Чуднóе совпадение. Однако какая нам от сего польза в сыске?

– А вот какая! – Голос Сашеньки торжествующе зазвенел. – Слушайте, что написано в лейпцигском университетском «Справочнике душевных болезней», который я отыскала в книжной лавке. – И стала переводить с немецкого прямо из книги: – «СИНДРОМ ПОЛНОЛУННОГО ПОМЕШАТЕЛЬСТВА. Наблюдается, когда Луна достигает максимального удаления от Солнца и находится к нему под 180-градусным углом. Скорость движения земного спутника в это время спадает, отчего в человеческом теле происходит замедление флуктуации жизненных флюидов, а в мозгу нагнетается напряжение. Существует разряд людей, впадающих от этого в болезненное возбуждение и агрессион. В особенно патологических случаях доходит до полного помрачения рассудка, когда человек не в силах сдержать кровожадного раздражения и делается опасен, нападая на других людей с жестокими намерениями. В старинные времена сих безумцев считали оборотнями, называли «лунобесноватыми», а поймавши, сжигали на костре. Современная медицина, однако, причисляет полнолунный агрессион к разряду душевных скорбей, сродных пиромании и клептомании. Научное название сей болезни «селеномания», а страдающие ею субъекты именуются «селеноманиаками». Согласно новейшей гипотезе…». Дальше многословно изъясняется, что лечить лунных безумцев медицина не умеет, – прервала чтение Александра.

Катина сонно моргать перестала и теперь слушала внимательно.

– Если в ком-то уловлена подобная склонность, – уже не читала, а своими словами рассказывала внучка, – рекомендуется такого человека каждый месяц за три дня до полнолуния помещать под строгое наблюдение и держать так до третьего дня новой луны. Но трудность в том, что обнаружить подверженность селеномании почти невозможно. В обычной повседневности она никак не проявляется. Пишут, что селеноманиаки часто почитаются окружающими за людей тишайших, безобиднейших. Почти все известные маниаки были мужеского пола, но изредка, в одном случае из десяти, бывали и женщины. «Лунобесноватые» умеют хорошо оберегать свою страшную тайну. Из допроса изобличенных селеноманиаков известно, что они почитали состояние, в которое их повергает полная луна, неким драгоценным даром, ибо, совершая убийство, испытывали ни с чем не сравнимое блаженство. Все они очень гордились своей хитростью и неуловимостью, а если попадались, то из-за чрезмерной самоуверенности, побуждавшей их утрачивать осторожность.

– Страсти какие, – подивилась Полина Афанасьевна. – Каким только манером люди не безумствуют! Но ежели у нас в уезде с прошлого лета завелся лунный, как его, маниак, он же должен был каждый месяц кого-то умерщвлять, а девок убито только пять.