Рашид не дал ей возможности это выяснить.

Он поднялся, открыв разгоряченное тело Шеридан ночной прохладе. Ей захотелось закрыться покрывалом, но она не могла пошевелиться под тяжелым взглядом Рашида. Судя по выражению лица, он то ли злился, то ли сожалел о содеянном.

— Спасибо, Шеридан. — Голос Рашида звучал вежливо и так холодно, что она поежилась. Он поднял с пола ее ночную рубашку и трусики. — Одевайся. Я провожу тебя в твою комнату.

Рашид встретил рассвет на ногах после того, как пару часов проворочался в постели, которая все еще пахла женщиной. Мысль о Шеридан вызывала у него угрызения совести.

Король не понимал, откуда взялось чувство вины. Ему нравилось заниматься сексом, и он успел познать многих женщин, хотя в сердце впустил только одну. Он хранил верность памяти Дарьи больше года после ее смерти, потом снова научился уступать желаниям плоти.

В том, что случилось у него с Шеридан, не было ничего экстраординарного. Но все-таки осознание, что он только что переспал с вероятной матерью своего ребенка, нанесло Рашиду неожиданно сильный удар. Он слишком сосредоточился на удовольствии, которое дарило ему тело Шеридан, и на время позабыл обо всех сопутствующих осложнениях. Например, о том, что не любил эту женщину, но должен был жениться на ней, если беременность подтвердится.

Странное настроение охватило Рашида, как только они с Шеридан закончили заниматься любовью. Казалось, он должен был обрадоваться, сняв часть давно копившегося внутри напряжения, но сексуальный голод как будто бы стал сильнее. Рашиду хотелось прикасаться к нежной кремовой коже Шеридан и исследовать потаенные уголки ее тела снова и снова. Лежа рядом с Шеридан после горячих объятий, он чувствовал биение ее сердца совсем рядом и понимал, что должен бежать, спасаться от эмоций, которые она в нем пробудила. Эта американка оккупировала его мысли или, как иногда говорят, забралась под кожу. Рашид не испытывал ничего подобного с другими женщинами, и ощущение совершенно ему не нравилось.

Он поспешил встать с постели и ретировался на балкон за ее халатиком, пока она одевалась. А потом молча проводил до выделенных ей апартаментов, потому что не был уверен, что Шеридан найдет их в лабиринте коридоров. Короткий путь из своих комнат на женскую половину Рашид использовать не хотел — боялся, что соблазн еще раз открыть эти двери окажется слишком сильным в первую очередь для него самого. Шеридан тоже не произнесла ни слова. Только на прощание как будто бы собралась что-то сказать, но король закрыл ей рот поцелуем. Он не хотел никаких неловких объяснений.

Шеридан ответила на этот маневр, раздраженно хлопнув дверью у него за спиной. Но Рашид считал, что так будет лучше для них обоих. У него хватало забот и без неуместной тяги к этой женщине, которая появилась в его жизни исключительно по воле идиотского случая. Решив вести себя с Шеридан дружелюбно, он сильно перестарался, поэтому разумнее всего было отыграть назад и держаться от нее подальше, как он и планировал.

Шеридан предположила, что после ночных событий Рашид вряд ли наберется мужества навестить ее. После того, как ей принесли платье и хиджаб, она отправилась бродить по дворцу, изучая архитектуру и декор.

Однако, несмотря на азарт исследователя, Шеридан не могла не думать о Рашиде и прошлой ночи. Она мучительно краснела от мысли, что оказалась с мужчиной в постели после двух дней знакомства. Хуже того, ей хотелось повторить опыт. Шеридан понимала, что это желание не исполнится, точнее, она должна делать все возможное, чтобы оно не исполнилось. Но в воображении Рашид раз за разом входил в ее комнату, снимал с нее одежду и начинал восхитительную сексуальную игру.

Шеридан обмахнула пылающее лицо рукой. Она пыталась отвлечься от фантазий, поговорив со своим охранником, но он хранил каменное молчание и невозмутимость.

Шеридан услышала от него первые слова после обеда, когда пошла осматривать конюшни и погладила одну из лошадей по бархатному носу.

— Его величество будет недоволен, если вас укусят, мисс.

— Я не впервые глажу лошадь, — сказала Шеридан, удивившись, что ее сопровождающий говорит по-английски. Она думала, он не отвечает на вопросы, потому что не понимает их. — Хватает опыта, чтобы понять, укусят меня или нет.

В торце конюшни молодая женщина набрела на денник, в котором вместо лошади копошились щенки.

— Какая прелесть! — Она обернулась к охраннику: — Что это за порода?

Охранник помялся, словно бы не хотел втягиваться в разговор, но все-таки ответил:

— Это ханаанские собаки, мисс. Они живут на Ближнем Востоке с незапамятных времен.

Шеридан хотелось зайти в денник, сесть на солому и потискать коренастых бежевых собачек с лихо закрученными хвостами. Пока она думала, стоит ли обсуждать этот вопрос с сопровождающим, до ее слуха донесся стук копыт. Подъехав к конюшне, всадник в национальной одежде спешился и бросил поводья конюху, появившемуся рядом, как по волшебству.

Шеридан узнала во всаднике Рашида еще до того, как он повернул голову. Охранник поклонился своему королю, а она, не зная, что полагается делать в ее положении, изобразила что-то вроде реверанса. Что бы ни происходило между ней и Рашидом, Шеридан была не настолько глупа и недальновидна, чтобы проявлять к нему неуважение на глазах его подданных.

Глаза Рашида сузились. Он окинул быстрым взглядом ее длинное платье и хиджаб, ношение которых, как выяснила Шеридан, не было строго обязательным. Во время прогулки она видела женщин в деловых костюмах западного кроя.

— Мисс Слоан, вам не кажется, что сейчас уже поздно гулять по конюшням?

Формальное обращение со стороны мужчины, который ласкал ее всего несколько часов назад, покоробило Шеридан.

— Мне кажется, я упоминала, что еще не адаптировалась к разнице во времени. К тому же восьмой час вечера — это довольно рано в любом часовом поясе.

Несмотря на ровный тон, сердце Шеридан стучало как сумасшедшее. После прошлой ночи Рашид больше не воспринимался как чужой человек, и пока это не укладывалось у нее в голове.

— Ты здесь не нужен, — сказал Рашид охраннику, который тут же растворился в сумерках.

— Я понимаю, что ты король, но обязательно быть таким высокомерным? — спросила Шеридан, внезапно разозлившись.

— Я говорю людям то, что им следует знать. Мне нужно было сказать «оставь нас, пожалуйста»?

— Было бы неплохо. Но вряд ли ты на такое способен.

— Ты говоришь как мой брат.

— Неужели? Он приятный и благоразумный человек?

— Приятнее, чем я.

— Значит, ты признаешь, что твоя манера общаться с людьми далека от совершенства?

— Я стараюсь быть