Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что они делают? – поинтересовался Мартин. – Вы сказали, что вы даете их людям на удачу. Как они работают?
– Работают, – ответила Мэй, продолжая ритуал.
– Уже поздно, – сказал Мартин, чувствуя, как все больше и больше нервничает, не понимая, во что он втягивается. – Я верю, что они как-то действуют, это я уже проверял, но…
– Но как? – продолжила его фразу Мэй.
– Да. Это то, что я хочу знать. Я должен ехать. Мне надо успеть на самолет…
Мэй открыла скрипучий ящик и вытащила маленький кожаный мешочек. В него она вложила лепестки белой розы, потом небольшой меховой шарик, коготочки и крошечную косточку.
– Совиные объедки, – сказала она, усмехнувшись тому, что повторяет его фразу.
– Мерси (спасибо). – Его сердце колотилось так, как будто он и вправду уже опаздывал.
– Как они действуют… – повторила она. – Что ж, все очень просто. Моя бабушка вырастила этот сорт, я выбрала его, и это любимые розы Кайли. Меховой клубочек от совы должен напомнить вам, что жизнь очень коротка, что вы должны охотиться за удачей каждый раз, когда появится такая возможность. Кожаный мешочек – более мужской, чем кружевной. Так что парни не будут смеяться над вами. – Она улыбнулась, и Мартин попытался рассмеяться в ответ.
Они стояли близко друг к другу, лампы светили из-под столов, бросая тени на их лица. Сердце Мартина неудержимо колотилось, и он забыл о розах, оранжерее, завтрашней игре, парнях из его команды. Мужчина крепко обнял Мэй и, прижав ее к себе, страстно поцеловал. Она ответила на его поцелуй.
– О чем ты говорила? – спросил Мартин спустя некоторое время.
Мэй все еще стояла, прижавшись к нему, и вглядывалась в его лицо. У него появилось чувство, что он тает в ее глазах. Он походил на подростка, который никогда прежде не влюблялся, а не на мужчину, который перецеловал тысячу женщин.
– Я понятия не имею, – прошептала Мэй.
– Ты не возражаешь, если я поцелую тебя снова?
– Вообще-то не очень.
На сей раз он прислонился к грубой деревянной скамье, завлекая ее в свои могучие объятия. Он чувствовал страсть, которую никогда прежде не испытывал, и слышал, как невольно сам произнес:
– Ты помнишь, как я спросил тебя, веришь ли ты в предопределенность некоторых событий?
– Да.
– Веришь? – переспросил Мартин.
– Я не уверена, – усомнилась Мэй. – Откуда нам знать?
– Но у меня есть доказательство.
– Доказательство?
– Да, – сказал Мартин, крепче прижимая ее. – Это происходит прямо сейчас, с нами.
– Нам предопределено было быть здесь? – не поняла Мэй.
– Нам было предначертано узнать друг друга. Мне предначертано искать твоего расположения, и нам предстоит выяснить, как много у нас общего.
– Не имеет смысла смотреть на все с этой точки зрения, – не согласилась Мэй. – Я едва что-нибудь знаю о хоккее, а ты совсем не напоминаешь садовника. Я воспитываю дочь на ферме в Коннектикуте, а ты реактивная спортивная звезда из Бостона.
Мартин прижал ее еще крепче и покачал головой.
– Ничто не имеет значения, – сказал он.
– Как ты можешь говорить так?
– Поскольку все это предопределено. Я только посмотрел на тебя в самолете и все уже понял.
– Понял что? – тихо спросила Мэй, как будто в горле слишком пересохло, чтобы отчетливо произносить слова.
– То, что ты мне предназначена судьбой.
– Но откуда ты это можешь знать?
– Думаю, ты и сама это знаешь, – произнес Мартин. – Потому что это правда.
Финальные игры Кубка Стэнли предстояло провести на быстром льду Эдмонтона. Мартин сидел в раздевалке «Нортландс-Коллизеума». Младший тренер только что закончил бинтовать лодыжки Мартина, его колени и запястья, а сам он рассеянно думал о Мэй и о том, когда ему удастся снова повидаться с ней. Вошел тренер Дэйфо. Он стоял рядом со скамьей, держа руки в карманах. Тренер относился добродушно и доброжелательно к игрокам, называл их «мальчики», приглашал некоторых из них домой на воскресные обеды в кругу его семьи, с его женой и детьми, но был он также и самым серьезным тренером в НХЛ. Он знал обоих родителей Мартина, а в молодости играл с Сержем Картье за «Монреаль-Канадиенс». У тренера Дэйфо, теперь лысеющего и пузатого, были темные глаза, которые напоминали Мартину глаза акулы, они никогда не мигали и ничего не упускали из виду.
Откашлявшись, он посмотрел Мартину прямо в глаза.
– Момент наступил, Мартин.
– Я знаю, – ответил Мартин.
– Мы много спрашивали с тебя весь сезон, и мы собираемся сделать это снова сегодня вечером.
Мартин кивнул, но ничего не сказал в ответ. Он играл в хоккей долгое время, и это была мечта каждого игрока дойти до финальных игр. В этом году он и «Медведи» стали почти что единым целым. Он знал, что он был их «звездой», что от него ждали больше, чем от кого бы то ни было еще из команды. Мартин весь внутренне дрожал от напряжения, и стоило ему закрыть глаза, как ему показалось, что перед ним вместо тренера Дэйфо стоит его отец.
– У тебя было несколько свободных дней, – добавил тренер.
– Шанс отдохнуть, – согласился Мартин.
И влюбиться в Мэй. Он не позволил бы другой, более серьезной мысли даже возникнуть: нельзя нервничать перед финальными играми.
– Это хорошо. – Тренер присел, все еще смотря Мартину прямо в глаза.
Он говорил о неумолимом броске Мартина, о том, что нет другого такого игрока на льду, который мог бы играть, как он, о том, что сегодня вечером Мартин должен бороться с желанием передать шайбу товарищам по команде.
– Если Рэй свободен… – начал было Мартин.
Дэйфо покачал головой. Мать очень рано начала тренировать Мартина и развила в нем хорошее спортивное мастерство. Но она научила сына передавать пас другому члену команды всякий раз, когда это было возможно. И это стало его недостатком. Он легко пасовал, а не петушился вокруг своей клюшки, дурача противников, а иногда и собственных товарищей по команде.
– Когда есть сомнение, бей по воротам, – сказал тренер Дэйфо.
– Но Рэй и Бруно…
– Это может стать твоим годом. Годом «Медведей», – напомнил ему Дэйфо.
– Я знаю, тренер.
– Мы все же еще не знаем, насколько мы хороши. Это мы собираемся выяснить сегодня вечером. В течение решающих встреч я не спускал с тебя глаз, наблюдал за тобой постоянно. Ты это знаешь. Мне не понравился тот кризисный момент, когда ты пропустил тренировку…