Может, лучше б я вовсе не знала этого чувства. Этого страха и одновременно мучительного желания прикоснуться, приблизиться хоть на шаг.

Но я никогда ещё не чувствовала себя такой живой. Как роза, что распускается под солнечными лучами его взгляда. И как же я боюсь, что он меня сожжёт и я осыплюсь горсткой пепла к его ногам…»

Перечитала.

Устыдилась.

Не хватало ещё стихи начать писать. Любовные. Хотела ведь серьёзно сесть, разобрать по полочкам, что со мной творится… а из-под пера выходит несусветная чушь.

Я откинулась на скамейке, подняла голову к небу. Чернила сохли. На страницы раскрытого на коленях дневника упал разлапистый жёлтый лист.

Снова хрустнула ветка. Я выпрямилась. Нервно заправила за ухо прядь волос.

— Кто здесь?

Тишина была ответом. Но ощущение чужого взгляда не отпускало.

И тут я увидела спешащего по аллее слугу.

— Мисс Шеппард! Мисс Шеппард! Скорее. Мадам плохо.

Я вскочила, роняя всё, что держала в руках. Не помня себя, бросилась к дому.

У мамы снова был приступ. Лекарства, прописанные столичными врачами, уже не помогали. В конце концов, спасла снова магия Замка ледяной розы. Олав вовремя вернулся и привёз оттуда подарок — синие цветы, на которые леди Кэтрин придумала накладывать лечебные чары. Новое изобретение графини. Вдыхая аромат волшебных роз, мама снова начала дышать спокойнее и даже заснула.

Олав остался караулить у постели, а меня отправил вон из комнаты, чтобы я не расстраивалась и не шумела своими приставаниями: «а ей уже точно лучше? А ты уверен?!»

Я вышла из маминой комнаты и устало прислонилась к стене. Колени дрожали. Как же хорошо, когда всё хорошо.

И тут я резко распахнула глаза.

Боже.

Дневник остался лежать на скамейке

И я ещё надеялась, что боль в ноге у меня так — несерьёзная!..

Пока я сломя голову неслась через парк, казалось, что вместо кости кто-то воткнул раскалённую кочергу. Щиколотка пульсировала, ботинок стал тесным, даже несмотря на то, что был надет на босую ногу, и я с трудом могла наступать. Но панический страх гнал вперёд.

А ведь я так всегда осторожна была! Гордилась своей предусмотрительностью. Сколько раз брала дневник с собой в парк, где меня посещало самое лучшее вдохновение — и ни разу не потеряла бдительность. Но сегодня новость о мамином приступе совершенно выбила из колеи и заставила забыть обо всём на свете.

И пятой точкой чую, даром мне эта оплошность не пройдёт.

Подбегая… а точнее, подхрамывая к тому самому месту в парке, я притормозила лишь раз.

Справа от тропы, наполовину скрытое алеющими кустами барбариса, возвышалось дерево. И об него споткнулся мой взгляд, потому что оно было… чёрное. Полностью, от кроны до корней угольно чёрное, с трещинами по всему стволу, забитыми седым пеплом. А на поляне, повсюду вокруг него, облетевшие листья кучами угольной пыли. Этого кошмара тут совершенно точно не было утром! Лишь очаровательный в своём осеннем убранстве парк. Правда, не уверена, что не было, когда я стремглав неслась обратно домой, к маме — мне тогда было не до того, чтоб по сторонам глазеть.

Да что ж это творится такое в Шеппард Мэнор?!

Снова и снова на ум пришло воспоминание о какой-то «опасности», которую ожидал встретить в нашем доме Морриган. И все случаи странных поломок и разрушений за последнее время, которые выстраивались в цепочку, уже не получалось списать на простые совпадения. Но и причину я понять не могла. Вся надежда на отца. Когда вернётся, точно во всём сумеет разобраться. Это же папа!

От этих мыслей меня отвлёк девичий смех. Я почти уже подобралась к злосчастной скамейке — она была, помнится, за ближайшим поворотом тропы. К смеху добавлялись весёлые голоса. И как только я в них вслушалась…

Мне захотелось взять первую попавшуюся палку из-под дерева. Почему леди не полагается драться? Что за чёрная несправедливость.

Я решительно поковыляла дальше.

Над парком неслось серебряное журчание смеха Дианы:

— А вот это, вот это послушайте!.. «Дорогой дневник, скажи, как наше сердце решает, что этот человек — тот самый? Почему каждый взгляд и каждое слово вдруг становятся такими важными, что начинают определять твоё счастье или не-счастье?».. Боже, девочки, да наша Бульдожка — романтик!..

Гнев ослепил меня, окатил душной волной жара.

— Не смей! Верни сейчас же, дрянь! — прошипела я и бросилась на Диану, с разгона врезаясь в стайку девчонок, которые при моём приближении кинули на меня кто смеющийся, кто виноватый взгляды.

Диана Тейлор отступила назад, не выпуская моего дневника из рук.

Потрёпанная тетрадь, над которой я провела столько бессонных ночей, смотрелась кощунственно в её наманикюренных пальцах. Я растерялась, не зная, что делать — не бросаться же и в самом деле в драку — и она немедленно воспользовалась моей заминкой.

— Погоди, Бульдожка, не вредничай! Дай дочитать! Ты так красиво пишешь! У тебя талант. Может, поэтессой станешь? Будет чем занять долгие одинокие вечера. Вот, смотри, этот пассаж особенно хорош: «что делать, если вдруг ты не совпадёшь… и твоя сердечная дрожь не отзовётся резонансом, не заставит другое сердце биться с тобой в такт… если оно равнодушно? Может, лучше б я вовсе не знала этого чувства. Этого страха и одновременно мучительного желания прикоснуться…». Какого чувства, Бульдожка? Только не говори, что ты втрескалась по уши в нашего ослепительного герцога! Ай-яй-яй, как неосмотрительно с твоей стороны! Такие, как он, не женятся на дурнушках. Герцогу нужна жена, которая будет украшать его дом. А не такая, которую придётся прятать от гостей.

Месть. Она мне мстит за то, что я не дала ей пригласить Морригана на танец. Не дала привлечь внимание желанной добычи. Теперь мне это стало очевидно.

Другие девушки обступили нас кругом и не спешили вмешиваться. Мы с Дианой один на один.

— Отдай! — процедила я сквозь зубы, чувствуя, как закипают злые слёзы.

— А то что, нажалуешься папочке?

Нет. Она знала, что не нажалуюсь. Иначе не была бы такой смелой.

Если бы я хотела, нажаловалась уже давно. Но я привыкла решать проблемы самостоятельно. И знала, что отец меня за это уважает. А я не хотела терять его уважение.

Когда-то он позвал меня в кабинет и сказал, что до него дошли некоторые слухи. И спросил, хочу ли я, чтобы некоторые имена вычеркнули из списка гостей Шеппард Мэнор навсегда. Я помолчала, а потом покачала головой. Он сказал, что это хорошо, и он не сомневался в моём ответе. И что он специально приглашает разных людей в дом. Чтобы я не росла изнеженным тепличным цветком, а знала жизнь и умела за себя постоять. Была сильной. Потому что он не всегда сможет быть со мной рядом, чтобы защитить.