Пожалуйста, не сердись, мам. Я кончил на наш турецкий ковер. Кейрон спросил: «Что это?» «Это клей. Вроде суперклея». «Люблю суперклей, сказал он и намазал себе руки. — Он отклеивается, как шкурка».

После мне не хотелось ничего, только смотреть на розетку на потолке. Кейрон сел мне на грудь и стал скармливать мне мою же сперму с пальцев, смеяться и говорить: «Сейчас у тебя горлышко-то склеится!»

Джордана, если ты это читаешь, правда в том, что я даже не знаю, какая сперма на вкус. И матери я ничего такого не рассказывал. Я просто придумал этот монолог. Дневники так доверчивы.

На самом деле наш с мамой разговор длился намного дольше. Кажется, мы разговаривали несколько часов, и я пил сладкий чай. Она хотела знать, все ли со мной в порядке, поговорить о моих эмоциях. Мама спросила, не тревожит ли меня что. Я ответил, что меня тревожат многие вещи: глобальное потепление, выпускные экзамены и девчонки. Она, кажется, купилась. Обняла меня, поплакала и сказала, что любит, а еще назвала карапузиком.

Ну, я пошел,

О.

Воскресенье. Родители уехали в Гоуэр[14]погулять. Меня не позвали. Даже не сказали: «Вот увидишь, тебе там понравится».

Джордана лежит на животе на большом турецком ковре и читает последнюю запись в дневнике. Прочла примерно треть. Я сижу на табурете для игры на пианино, наблюдаю за тем, как она читает, и думаю об относительных преимуществах обладать талантом убедительного лжеца. Может показаться, что в жизни такое умение пригодится, однако есть и недостатки. Если хочешь, чтобы твои слова звучали правдиво, в некотором смысле нужно верить в то, что говоришь. А это влечет за собой разнообразные проблемы.

Вчера мы с Джорданой сели на поезд и поехали в Кардифф. Это было даже немного романтично. Мы не могли встретиться друг у друга дома, потому что я не хотел знакомить ее со своими родителями, а она меня — со своими, а в городе или в парке то и дело нарываешься на кого-то из школы. Вот мы и поехали в Кардифф.

Мы задумали обмануть кондуктора, спрятавшись в туалете, но начали целоваться, обниматься и слишком увлеклись. Не слышали, как с шипением открылись двери, — и вот он уже просит нас предъявить билетики. Я придумал басню, как утром нас обокрали на Хай-стрит. Якобы грабители взяли мой бумажник, где были оба наши билета. И добавил, что у Джорданы сегодня день рождения и в качестве подарка я везу ее в Кардифф. Джордана все время хлопала меня по колену, точно хотела сказать: «Не утруждайся, он все равно никогда тебе не поверит». Но я продолжал гнуть свое и рассказывал о том, как мы пошли в полицейский участок, чтобы сообщить об ограблении. В участке была женщина-полицейский, которая подтвердила, что в последнее время наблюдается всплеск уличных нападений. Я использовал слово «всплеск». Джордана щипнула меня за бок, словно говоря: «Хватит». Она уже была готова раскошелиться на билеты, когда я расплакался — мужскими слезами — и, всхлипывая, стал вспоминать, как один из грабителей ударил меня в шею. Не куда-нибудь, а в шею! А другой пригрозил пырнуть Джордану ножом. В ее-то день рождения! Они говорили с ирландским акцентом. Вот так на ходу все и придумал. И при этом действительно чувствовал себя обиженным.

И хотя я сэкономил нам десять фунтов, Джордана до конца дня со мной почти не разговаривала.

— Яичный крем мне гной напоминает. Не знаю, почему. — Она читает мой рецепт. — Наверное, из него и сделаны нарывы, — добавляет Джордана.

Что-то мне нехорошо.

В дневнике пишу, что эпизод со вспотевшей ладонью Кейрона — всего лишь очередная моя нелепая выдумка. Но в действительности это вроде как двойной блеф. Все случилось на самом деле, только я не произносил этих умных слов. Семилетки не знают, что так «магма».

Когда учитель приходит в новый класс, он дает детям задание, чтобы разрядить обстановку: расскажите о себе правду и выдумку, И я всегда завидовал тем, кто сделал в жизни нечто настолько примечательное, что кажется, будто это неправда. Эбби Кинг заняла второе место в конкурсе «Юный шеф-повар». Факт. Татьяна Рапацику выступала в русском цирке. Факт. Но не могу же я признаться, что состоял в сексуальных отношениях с семилетним мальчиком. А то меня отправят к Марии, школьному психологу.

Джордана читает, водя по строчкам указательным пальцем. Сейчас уже дойдет до моего признания. У меня загораются щеки. Заставить Кейрона расстегнут мне штаны — худшее, что я сделал в жизни (пока).

В последнее время я все больше думаю о теории когнитивного диссонанса Леона Фестингера. В моем представлении я довольно хороший человек. Но при этом в инциденте с Кейроном я вел себя как плохой человек, как яйцо с кровавым сгустком в желтке. Мой мозг устроен так, что я легко все забываю или делаю вид, что мне это приснилось, если мне так удобно. Наверное, было бы проще притвориться, что этого происшествия и не было никогда.

Я вспоминаю, как Чипса отстранили от занятий за то, что он затопил туалеты и написал фекалиями слово «ДЕРЬМО» вдоль четырех зеркал. На следующий же день мать отправила его в школу с запиской: там говорилось, что она своего сына знает и он никогда не стал бы делать ничего подобного.

Джордана переворачивает страницу. Она дочитала почти до конца моего признания.

— Оливер, не знала, что ты педофил, — спокойно говорит она. Ей кажется, что она шутит.

Когда я был дома у отца Чипса — Чипс живет с отцом на неделе и приезжает к матери через выходные, — мы смотрели программу об американском убийце и насильнике Керли Эберле. В передаче рассказывалось о его самом известном преступлении — на автобусной остановке он изнасиловал и убил девятнадцатилетнюю девушку, а потом позвонил матери жертвы, чтобы рассказать ей об этом. В суде улик было хоть отбавляй: его отпечатки на мобильнике девушки, сперма везде, где полагается, ее кровь на его одежде. Показания водителя машины, который проезжал мимо, но струсил и не остановился. У них каким-то образом даже оказалась запись того телефонного звонка.

А еще они показывали запись из зала суда. Хотя, может, то была постановка с актерами. Проигрывая запись звонка, они навели камеру на лицо Керли Эберле. Он слушал. Слушал самого себя, как он описывал выражение лица той девушки, изображал для ее матери, какой у нее был голос, нарочно говорил пискляво. И все время мать девушки на том конце линии выла от страха, взвизгивала, причитала, издавала какие-то животные звуки.

Его спросили: «Мистер Эберле, вы узнаете этот телефонный разговор?». «Нет», — ответил он. Керли и так знал, что его упекут за решетку до самой смерти. Улик более чем достаточно. Вердикт все равно не изменится. «Это ваш голос?» — «Нет, не мой».

Было задумано показать, что это делает его еще хуже, чем он есть, но мне тогда подумалось: надо отдать ему должное, он просто поступает прагматично. Сериал назывался «Самые зловещие убийцы Америки», а Керли, может, думает о себе как о нормальном парне в общем и целом, ну разве что оступился пару раз. А тут его просят признаться в том, что он сущий дьявол, а когда соглашаешься на такое, вся твоя самооценка летит в тартарары.