Можно ли еще вернуть ту магию флирта? Я сажусь перед ним и замечаю размазанное красное пятно у него на воротнике – помада, наверное, или румяна.

Он подкатывает кресло к зеркалу мимо меня, чтобы рассмотреть свое отражение.

– Ты просто молодец, Ви! Ты – лучшая.

Я наблюдаю, как он любуется своим отражением, и чувствую себя кем угодно, но только не лучшей. Никто не целует меня с благодарностью. Никто не кружит, как фею.

Мэтью направляется к выходу, и я спрашиваю:

– Это ты послал Сидни цветы?

Он оборачивается с довольной ухмылкой на лице.

– На ее странице в ThisIsMe сказано, что больше всего она любит розы и пионы. Это ведь правда?

– Ну, если это у нее на странице, значит, правда. – Я захлопываю чемоданчик.

– Здорово. Увидимся на капустнике!

И он исчезает.

Последнее, чего мне хочется, – это идти на капустник. Все, вечер можно официально считать отстойным. Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше. Я спешу за кулисы, где оставила сумочку. От дверей зрительного зала меня отделяет гудящая толпа, и я решаю смыться через пожарный выход. Проходя мимо женской гримерки, слышу смех Сидни – вот она, звезда, окруженная роем поклонников и вонью пионов. У меня нет сил проталкиваться через толпу вокруг нее или участвовать в сцене, которую она, конечно же, закатит, узнав, что я не иду на капустник. Рано или поздно до нее дойдет, что я ушла. Скорее поздно, чем рано.

Я выбегаю наружу, стараясь обогнать волну слез, которые вот-вот прольются. Оказавшись, наконец, на свежем воздухе, я делаю глубокий, прерывистый вдох. Как я могла допустить, чтобы Мэтью водил меня за нос, будто влюбленного щенка? Дверь осторожно открывается. Ой, неужели у нас опять грим размазался?

Из двери выглядывает Томми.

– Я тебя не преследую, честное слово. Но мне показалось, ты что-то неважно выглядишь.

Я провожу пальцем под глазом.

– Я в порядке.

Он выходит наружу.

– Может, хочешь воды или еще чего-нибудь?

Он, наверное, думает, что невидимые девушки – хрупкие создания.

Чтобы сдержать слезы, я заставляю себя подумать о передаче «Комеди-Сентрал».

– У меня все хорошо.

Чтобы не встречаться с ним взглядом, я достаю телефон, хотя заглядывала в него всего пару минут назад. Я вижу последнее сообщение, и колени у меня слабеют. НЕРВ проводит раунд в Сиэтле – в прямом эфире. И они хотят, чтобы я участвовала.

Плечи у меня вздрагивают, когда я дочитываю сообщение до конца.

– О господи.

– Что такое?

– НЕРВ выбрал меня! Они проводят онлайн-раунд. Здесь, у нас.

– С ума сойти!

– Знаю. И у меня десять минут, чтобы ответить.

Томми качает головой.

– Ты видела, до чего они довели игроков в прошлой игре? Слыхала когда-нибудь о посттравматическом расстройстве? Мой кузен этим страдает с тех пор, как вернулся из Афганистана. Никакие призы того не стоят.

Я потираю себе коленку.

– Я не спорю. Но, знаешь, большинство этих ужасов наверняка искусственные, ну, как спецэффекты в спектакле. Неужели ты думаешь, что того парня, из последней игры, действительно заперли в лифте с крысой? Спорим, они выпустили бы его по первому требованию! И крыса тоже наверняка была ручная, это уж точно.

Я прикусываю ноготь на большом пальце. С чего это я вообще встала на защиту НЕРВа?

– Ну, вообще-то его ужас выглядел достаточно натурально.

– Ну да, так и задумано. Но они же не могут заставить тебя сделать что-то слишком опасное или незаконное. Их же засудят.

Томми издает стон, будто я говорю глупости.

– Если они не заставляют игроков делать что-то незаконное, почему тогда никто не знает имен тех, кто все это затеял?

– Да они, наверное, на Каймановых островах сидят. Из-за налогов или чего-нибудь в этом роде.

В голосе Томми звучит тревога.

– Кажется, ты не понимаешь, во что ввязываешься. Не нужно быть девушкой с татуировкой дракона[5], чтобы выкопать личную информацию о человеке. И они используют ее против тебя.

– Мне прятать нечего.

Ну, если не считать моего пребывания в больнице. Но даже НЕРВ не сможет получить доступ к больничным архивам. Кроме того, мне надоело стыдиться того, чего и стыдиться-то нечего.

Он кивает в сторону двери.

– Ладно тебе, давай просто пойдем на капустник. Ты сможешь спеть свой вариант школьного гимна.

Я делаю вид, что сейчас брошу в него телефоном. Томми пригибается. Сквозь приоткрытую дверь слышатся голоса актеров – они зачитывают особенно удачные места из пьесы и смеются. Голоса Сидни и Мэтью выделяются на фоне остальных. Ну, естественно. Я пинаю дверь за спиной у Томми, чтобы она закрылась.

Голос его звучит мягче:

– Я понимаю, наверное, твои чувства были задеты сегодня вечером. Но это не причина превращаться в роковую женщину.

Да если бы!..

– Просто забавно будет сделать что-то совершенно неожиданное.

– Ты уже это сделала. Два раза. И вспомни, как ты расстроилась, когда в первый раз что-то пошло не так.

– Но прошлым вечером все получилось не так уж плохо. Я кое-что выиграла.

– Это отборочные испытания. За просмотр прямого эфира платят тысячи людей по всему миру. Думаешь, мокрой блузки для них будет достаточно?

– Ладно, давай хотя бы посмотрим, что они предлагают. – Я заглядываю в телефон. Уж конечно, НЕРВ описал первый приз во всех соблазнительных деталях. О-о-о, это же целый день в «Салоне Дэв»: массаж, депиляция, консультация по макияжу, все включено. А самое лучшее – стрижку будет делать владелец, к которому невозможно попасть, если ты не знаменитость местного разлива. И как будто этого не достаточно, чтобы у меня потекли слюнки, НЕРВ прислал мое изображение в том самом сарафане с сайта Custom Clothz, который я рассматривала позавчера вечером. На этот раз пропорции у фигуры правильные, но даже с чашечкой размера «почти-B» выглядит неплохо.

По рукам и ногам у меня побежали мурашки – отчасти из-за потрясающих призов, отчасти из-за слов Томми. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Опираясь о шаткие перила, я раздумываю над возможными вариантами. В переулке внизу две вороны прыгают в мусорном баке. Почему в Сиэтле столько ворон? Разве птицам не нравится тепло? Порыв ветра прогоняет ворон, наступает тишина.

Сегодня первый вечер, когда мне не нужно быть дома к указанному времени. Первый вечер с тех пор, как в прошлом ноябре я заехала в гараж и заснула под свой любимый плей-лист. С тех пор родители видят во мне хрупкое существо, которое нельзя оставлять без присмотра, – и не важно, сколько раз я пыталась доказать им обратное.