На книжных полках поблескивали за стеклом золочеными корешками полные собрания сочинений любимых вождей северокорейского народа — Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Каждое утро толстые тома обязательно протирали от пыли старательные уборщики, доводили обложки до блеска и сияния. За всем этим следила специальная группа идеологического отдела, проверяющая «библии» северокорейского народа на предмет повреждений или ненадлежащего ухода. Конечно, за маленькое пятнышко на обложке больших начальников не сажали и не расстреливали, но к общественным работам привлечь могли. А за порванную страничку или царапину на обложке — перевоспитание в трудовом лагере. Также в каждом кабинете должны были висеть портреты вождей северокорейского народа. У Ким Пака их насчитывалось аж четыре, если не считать официального, сделанного маслом. На одной фотографии был изображен на плацу Ким Ир Сен в полувоенной форме, на другой — он же, но уже в кругу крестьян, на третьей — Ким Чен Ир держал маленькую девочку на руках, а на четвертой — пожимал руку самому Ким Паку. Последняя была особенно дорога хозяину кабинета, поэтому он и поставил ее на самом видном месте — на письменном столе.

Каждое утро Ким Пака начиналось с чашки зеленого чая, просмотра утренней корреспонденции и изучения доносов сотрудников отдела науки ЦК Трудовой партии друг на друга. Практика доносов в Северной Корее была очень развита и считалась отнюдь не зазорным делом. Даже наоборот — проявлением гражданской позиции. Но, как правило, доносы писались лишь с одной целью — подсидеть своего непосредственного начальника, отомстить коллеге по работе за личное оскорбление или просто насолить непонравившемуся человеку.

Ким Пак за время своей службы в ЦК Трудовой партии уже успел набить на них руку и мог на глаз отличить «настоящие» от «сфабрикованных». Правда, возникали и спорные моменты. Тогда Ким Пак приглашал авторов доносов к себе в кабинет, чтобы лучше понять мотивы, побудившие их это сделать. В этот момент ему нравилось смотреть на пресмыкающихся перед ним подчиненных, смотреть в их испуганные глаза, играть на нервах, страша ответственностью за поклеп на верных членов партии. Доведя доносчиков до отчаяния, он смягчался, превращаясь в добродетеля.

В то же время заведующий отделом ЦК Трудовой партии понимал, что каждый божий день на него самого строчат доносы, которые ложатся на стол вышестоящему начальнику. Поэтому он старался не заводить дружеских отношений со своими коллегами по работе, а подчиненных регулярно увольнял, заменяя старые кадры на новые. Не трогал только тех, кто, по его мнению, был приставлен компетентными органами следить за ним. Конечно, подобная практика не могла полностью обезопасить его будущее, но значительно уменьшала риск оказаться в списке потенциального доносчика.

Ким Пак глубоко вдохнул ароматный парок, клубившийся над кружкой зеленого чая, и сделал осторожный глоток. Причмокнув, он отставил чашку и подошел к политической карте мира, вызывающе пестрящей на серой стене.

— Появились и союзники… хорошо… — окинул одобряющим взглядом пунктирные границы Ирана Ким Пак, — так… — Он посмотрел выше и слегка поморщился, словно раскусил дольку кислого лимона, — тут у нас Россия, Европа, — хозяин кабинета глянул по другую сторону Атлантического океана, и тут его лицо исказилось в злобной ухмылке, — янки… страна гамбургеров и ковбоев… ничего… все когда-нибудь изменяется… скоро мы станем полноценной ядерной державой, и они будут вынуждены считаться с нами.

Как и каждый приверженец идей «чучхе», Ким Пак на словах люто ненавидел западный образ мышления, называл его неправильным и извращенным. В его изложении все страны земного шара должны были объединиться и стать огромной коммунистической империей, народ которой будет покорно выполнять наставления любимого вождя и дружными колоннами маршировать к светлому будущему. Но в современном демократическом мире подобное немыслимо. Ким Пак прекрасно понимал это, но как ребенок продолжал даже в мыслях наедине с самим собой рисовать воображаемую идеалистическую картину. Словно боялся, что и мысли умеют подслушивать всесильные спецслужбы.

Немного помечтав, он бросил взгляд на циферблат наручных часов с изображением любимого руководителя Ким Чен Ира — было ровно восемь часов. И как только секундная стрелка пошла по кругу, отсчитывая первую минуту нового часа, в дверь постучали.

— Входите!

— Здравствуйте, уважаемый товарищ Ким Пак.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, в кабинет вошел высокий худощавый кореец. Мягко ступая по паркету, он приблизился к столу и протянул руку. Поднявшийся со своего места Ким Пак вяло пожал холодную ладонь, кивнул на стул:

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Визит сотрудника спецслужб не был для заведующего отдела ЦК Трудовой партии Северной Кореи чем-то неожиданным. Еще вчера вечером ему позвонили «сверху» и предупредили, что с ним хочет пообщаться представитель структур госбезопасности. Правда, по какому вопросу, не уточнили. И это было плохим знаком, обычно причину встречи озвучивали заранее. Новость насторожила Ким Пака, ведь в обязанности спецслужбистов входила и проверка донесений на руководителей высшего звена.

«Неужели завелась крыса, которая хочет занять мое место? Кто же это?» — строил в тот вечер догадки Ким Пак.

Однако под утро, после бессонной ночи и душевных терзаний, он немного успокоился и сумел взять себя в руки, решив не паниковать раньше времени. Теперь же, когда в его кабинете находился спецслужбист, вчерашняя нервозность вновь вернулась, даже под ложечкой засосало. Однако внешне он был несгибаем и тверд, как гранитный монолит.

— Вам выпала большая честь пожать руку нашему любимому руководителю, — худощавый кореец с интересом рассматривал фотографию на столе. — Не могли бы вы сказать, какие ощущения вы испытывали в тот день?

— Это был самый счастливый момент в моей жизни. Даже теперь я с трепетом в сердце вспоминаю о том рукопожатии, — ответил Ким Пак.

— Еще бы… это огромная честь, — понимающе кивнул спецслужбист, — не каждому предоставляется такая возможность.

— Точно, — заерзал в кресле Ким Пак, — и так… — и он вопросительно посмотрел на гостя.

— У меня имеется для вас новость. И хочу сказать, она неутешительная. Иначе бы я к вам не пришел, — расплывчато намекнул худощавый кореец. — Догадываетесь, с кем она связана?

Начальник отдела ЦК Трудовой партии напрягся, заиграл желваками на скуластом лице.

— Не совсем, — откашлялся он, — если можно, конкретней, пожалуйста.

— Вчера я получил сигнал, — осторожно произнес спецслужбист, указывая взглядом на свою папку.

Произнесенное худощавым корейцем слово «сигнал», словно острие бритвы, полоснуло по натянутым нервам Ким Пака. Лицо хозяина кабинета стало гневным, зрачки глаз вспыхнули ярко-красным пламенем.

— Я… я… не совсем понимаю… — пальцы сами сжались в кулаки. — Кто? Кто посмел клеветать…

Худощавый кореец криво усмехнулся, развязал шнурки на папке и вынул лист бумаги.

— Это сигнал одного бдительного товарища, — пояснил спецслужбист, — но не на вас, — на последнем слове он сделал особый акцент, — а на Ир Нам Гуня. Этот товарищ пишет, что жена и сын референта отдела ЦК Трудовой партии накануне отплытия судна из Хыннама без разрешения выехали к родственникам в родную деревню.