–Встал?– командиры Красной армии слушали меня так, словно я им сказку читал, интерес на лице неподдельный, даже азарт какой-то.

–Встать-то встал, но только для того, чтобы вновь получить в лицо. Они выставили против меня еще одного парня, этот был старше, лет четырнадцати. Он был из тех «шестерок», что били меня в бараке. Гнида, к нему у меня было только отвращение, не больше. Пропустив один удар, увернулся от второго и ударил сам. Попал нехорошо, в горло, парень был выше меня, так и получилось. Он умер почти сразу.

–Ты убил нашего, советского человека? В десятилетнем возрасте? Да еще так спокойно об этом говоришь?– в голосе особиста звучало скорее удивление, чем осуждение, но я решил, давно для себя все решил, что говорить буду только правду, может, не всю, но правду.

–Так вышло. Я не оправдываюсь, но тот парень обязательно бы убил меня. Там все выживали, и эти, собравшиеся в банду, были готовы на всё.

–Что дальше было?

–Через какое-то время (я был в лагерном госпитале, там наш врач служил, лечил нас, мальчишек) мне сообщили о новом поединке. Выдернули внезапно, а уж когда увидел, против кого… Это был предводитель лагерной шайки, шестнадцатилетний парень. Он уже с кем-то дрался и ему досталось немного. Этот мог убить меня свободно, если бы был полностью здоров. Я воспользовался его травмами и бил в одно место. Удалось свалить его, но немцы его не добили, унесли в госпиталь.

–Как же ты смог одолеть такого, это ж почти взрослый мужик?– сомнение в голосе, не верят, конечно, да и трудно в это поверить.

–Меня с детства отец учил защищать себя. Я хорошо знаю, куда и как бить. А теперь и подавно,– добавил я.– Видя, что противник прижимает руку к ребрам, стал уклоняться от его ударов и бить по этим самым ребрам.

–А кто у тебя отец был?

Черт, тут меня поймать могут, мама почти ничего не успела рассказать об отце, только то, что он милиционером был. Тогда, на складах он занимался тем, что присматривал за распределением продуктов, как бы не поперли.

–Милиционером.

–Ага, как ты сказал, твоя фамилия?

Вот сейчас и пошлют запрос…

–Горчак. Отца Александром звали.

–Минуту, товарищи, отправлю запрос, чтобы время не терять.

Я сидел, командиры смотрели на меня, но ничего пока не спрашивали. Особиста не было минут десять, а когда вернулся, на удивление, дал мне воды из фляжки.

–Где тебе так лицо изуродовали?– Вот, сейчас будет самое главное в рассказе. Утаивать, что убил красноармейца, я не собирался,– старлей, сидевший напротив, не сводил взгляда с моего лица, было видно, что ему неприятен мой вид, а кому приятно смотреть на изуродованного человека, тем более ребенка?– Сколько ты уже воюешь против Родины?– Блин, начинается.

–С чего начать, с лица или с того, как на фронт привезли?– уточняю.

–Ты на чем закончил, на драках своих? Вот и продолжай.

–После того, как уронил того хмыря, бандита, немцы решили меня проверить по полной программе. Привели избитого красноармейца и дали нож…

–Ты подумай, вот же суки конченые!– воскликнул один из командиров, тот самый старлей, что смотрел постоянно на лицо.– Пацана заставлять убивать своих же!

–Я отказался, сказал, что не могу. Тогда нож отдали пленному, и тот мне чуть голову не отрезал.

–Чего? Красноармеец? Пацана ножом? Парень, ты чего несешь?– вновь недоверчиво воскликнул молодой лейтенант.

–Перед тем как меня добить, я тоже его спросил, знаете, что он ответил?

–Ты сейчас тут наговоришь…

–Что я сука москальская, за таких, как я, он воевать не собирался, вот и сдался. Немцы пообещали ему свободу, если убьет меня. Он даже на секунду не задумался, сразу рванул ко мне. Он был с Западной Украины, только там я слышал такой говор.

–И как же ты выжил?

–Я его убил.– Тишина. Командиры смотрят, взгляд не отводят, а меня давно приучили смотреть в глаза. Видимо, что-то такое в моем взгляде было, что все трое одновременно отвели глаза в сторону.– Да, я убил его, смог отвлечь, заставил выронить нож и ранил им же в живот. Немцы не стали требовать добить, застрелили сами.

–Знаешь, все это, конечно, попахивает сказкой…– начал было особист, но третий из командиров, вновь тот самый, старший лейтенант, вдруг подал голос.

–Товарищ батальонный комиссар… Егор Степанович, я слышал о таком, от пленных, после Барвенково. Правда, не о детях. Там были разговоры о наших солдатах, что попали в плен. Им немцы устраивали какие-то гладиаторские бои, как в Древнем Риме, здесь что-то похожее. Смущает только возраст, неужели и с детьми поступали так же? Ребята рассказывали, что немцы в лагерях таким способом отбирают самых сильных и выносливых, но тут…– он чуть замешкался,– дети…

–Вы же понимаете, товарищ старший лейтенант, что все это требует проверки, и она будет. Парень, если ты шел к нам в надежде рассказать сказку, думая, что ее невозможно проверить, то ты ошибся. Свидетелей первых дней войны, людей, кто прошел лагеря и смог вернуться, много, сведения у нас есть. Сколько займет времени такая проверка, понятия не имею, но выясним все, что можем.

–Бить будете?– хмуро спросил я.

–Ты чего, ошалел, что ли? Это тебе немцы такое рассказали?– вскинулся особист. Если честно, то я как раз мысленно себя готовил именно к тому, что будут жестко колоть.– Во-первых, даже если бы тебя взяли во время боя, видели бы, что ты убивал наших солдат, просто пристрелили бы. А во-вторых, я что, сука какая, детей бить? Даже если ты ничего говорить не станешь, просто увезут на зону, малолетних преступников, к сожалению, у нас хватает.

–Спасибо,– вполне серьезно проговорил я.– Немцы во время обучения постоянно твердили, что стоит нам попасть к Советам, нас будут пытать, кожу заживо сдирать и так далее… Понятно, что пугали, но мало ли?

–Что за обучение, ты был не один? И где был-то?

–После того случая с пленным я был сильно избит, щеку разрезал мне этот предатель глубоко…

–А сам-то не предатель?– хмыкнул молодой лейтенант.

–А кого и что я предал? Немцев? Так только этого и ждал, вообще-то. Присягу я никому не давал, ввиду возраста, надеюсь, понимаете? Родину я не выбирал, где родился, за ту и буду умирать,– при этом взгляд мой стал таким, что этот лейтенантик мгновенно отвернулся.

–Расскажи об обучении,– прервал меня особист. Конкретный дядька, хочет все по полочкам, по порядку. Нравится мне такой подход, сам люблю, когда все по порядку.

–Пару недель провел в госпитале, при лагере. Хотя какой нафиг госпиталь… Просто отдельный домишко, рядом с основными бараками. Там жил и лечил таких, как я, врач Павел Константинович.

–Кто он такой, ты не узнал у него?

–Обычный сельский фельдшер, как он мне рассказывал. Жил где-то под Брестом, лечил людей, старый человек. Немцы пришли, арестовали, так как врач в лагерь все же необходим, приказали жить и работать с пленными детьми. Работал он только за еду, ничего немцы ему не платили, да и не стали бы никогда это делать. Дядька хороший был, добрый, детей очень любил, переживал за нас, но сделать чего-то больше не мог. Лекарств немцы ему не давали, так, тряпок дадут на перевязки, ну йод еще, больше и не видел ничего. Не знаю, что с ним сталось, меня увезли. Несколько раз в пути пересаживали с эшелона в эшелон, пока не выгрузили на какой-то неприметной станции. Вокруг был лес, только нитка железной дороги да несколько домишек вокруг, больше ничего. Долго вели пешком.