— Черепушки эти. Косточки… Я ж видел детские кости!.. Аул под Серноводской накрыло, я ж там…

— Я тоже видел, — произнес Леший хмуро. — Я думаю, это не дети.

— А кто тогда?

Рудин поднялся с колен, не отрывая взгляд от жуткой картины.

— Не знаю, — сказал Леший.

Он никогда не распространялся при подчиненных о своих походах с Хорем к нижним горизонтам и о своем знакомстве с карликами, которое до сих пор вспоминается как кошмарный, хоть и очень правдоподобный сон. В то же время он не сомневался, что о карликах и прочих чудесах «из жизни Лешего» в его батальоне наслышаны все, и Рудин в том числе. Слышали — да. Но не все верили в эти чудеса.

— Думаете, это те самые?.. — буркнул Рудин, словно прочитав его мысли.

По лицу было видно, что он как раз-таки не верил.

— Может, те самые, — не стал спорить Леший. — А может, какие-нибудь мишки панды, кто знает, кто здесь водится…

— А это что?! — Рудин, наклонившись, светил фонарем под ноги. Там в твердой, будто окаменевшей глине отчетливо отпечаталась подошва сапога. Только не с рифлением, как на нынешних армейских ботинках, а гладкая…

— Да, это явно не мишки и не панды, — недоуменно проговорил Леший.

Издалека, словно из-под тяжелого спуда, до них донесся унылый механический стук: тах-тах-тах…

* * *

г. Москва. Тир спецподразделения «Туннель»

— Расслабься, девочка, расслабься, ну. Прямо как мраморная статуя… Венера Милосская. Больше чувственности, больше страсти. Отдавайся процессу целиком…

Леший приобнял ее со спины, подхватил снизу вытянутые напряженные руки и немного потряс их на весу.

— Это что у тебя? Это грабли деревянные, а не руки. Столбняк на тебя напал, что ли?

— Я стараюсь… Я правда стараюсь…

Пуля говорила искренне, но все равно не расслабилась. Леший чувствовал ее окаменевшие от напряжения ягодицы.

— Ты ведь должна оправдывать прозвище, ну, давай, — сказал он ласково. — Не бойся…

— Я и не боюсь, — сдавленно произнесла она сквозь зубы.

— Давай! Давай! Ну…

Леший отошел на шаг и смотрел. Прошла секунда, вторая. Потом третья. И четвертая. Она гибко прогнулась в пояснице, старательно отклоняя корпус назад, как он учил, даже слишком старательно. Будто тянула быка за хвост.

— Давай! — не выдержал он и повысил голос.

Она ойкнула и выстрелила. Ствол пистолета сильно дернулся вверх. Леший посмотрел в 30-кратную увеличительную трубу. Так и есть, даже в белое поле мишени не попала.

Девушка отошла назад от огневой линии, сняла наушники и присела на корточки.

— Не, Леша. Хватит. Это слишком сложно для меня.

— Еще бы. Ты ж как схватилась, так чуть «щечки» не раздавила, хотя там пластмасса ого-го. Ну, смотри, что наделала… — Леший взял из ее рук ПМ, показал мокрые следы от пальцев на рукоятке. — И на предохранитель не поставила. Э-э, люба моя, да за это тебе сразу жирный «незачет» полагается, и шомполом по одному месту…

— Только не шомполом, пожалуйста, — попросила Пуля.

Он покачал головой, вытер рукоятку ветошью. Затем навскидку пальнул три раза подряд, с такой скоростью, что грохот выстрелов слился в короткую очередь.

Пуля зажала уши руками, но было поздно.

— Нет, ну ты совсем, что ли?! Я ж ничего теперь не слышу!!!

Леший, прищурившись, посмотрел на ярко освещенный рубеж мишеней.

— Грудь, голова, голова. Труп.

Она встала, потрясла головой, прошлась вдоль красной линии. Попрыгала немного на одной ноге, как если бы в ухо попала вода. Выглядело это довольно мило.

— В ушах звенит, — повторила. — Что ты сказал?

Леший поцеловал ее в губы, потом подвел к трубе, ткнул пальцем в окуляр. Пуля наклонилась, посмотрела:

— Ого. Ты ему прямо в голову попал. Это кто был? Ресничка?

— Не знаю, — сказал Леший. — Просто мишень.

— Так не бывает, — сказала она. — Ты сам меня учил: надо представить своего врага, если хочешь попасть.

— Ладно. Хорошо. — Леший подумал. — Тогда это была женщина. Дама, скажем так…

— Ты женоненавистник! — поразилась Пуля. — Какая дикость!

— Она тупая, — сказал Леший. — Занудливая. Толстая такая, безобразная идиотка. Шизофреничка. Я ее ненавижу.

— Это ты про кого? — Пуля удивилась уже всерьез.

— Инструкция, — ответил Леший тоже серьезно. — Ее зовут Мадам Инструкция.

Пуля подняла брови. Посмотрела на него внимательно.

— Ого. Интересная дама… Как-то у вас с ней не сложилось, чувствую.

— Нечему было складываться, — сказал Леший. — Терпеть не могу всякие инструкции, вот и все. Будешь еще пробовать?

Она подумала и кивнула. Леший молча извлек магазин, вставил полный, протянул ей оружие.

— Только я тоже хочу такую мишень. Не круглую, а человечка.

— Любой каприз, — галантно сказал он. — Вон, вторая слева — твоя.

— Это будет мужчина, — проговорила она торжественно. — Гадкий вертлявый мужичонка. Все время потный. На лбу у него такое мокрое колечко из волос, как раз посередине. А глазки бегают.

— Поп-знаменитость какая-нибудь, — предположил Леший.

— Это Мсье Предательство, — сказала Пуля. — Это то, что я больше всего ненавижу.

Пуля выставила ногу, старательно отклонилась назад, подняла вытянутые руки с пистолетом. Лицо у нее заострилось, губы сжались. Руки заметно подрагивали. Леший с улыбкой наблюдал за ней.

— Какой же он тебе Мсье? Предательство среднего рода, а не мужского…

— У него нет рода, — сказала Пуля и открыла огонь:

Бах-бах-бах-бах…

Бетонные стены тира гудели, в воздухе остро пахло пороховой гарью. После каждого выстрела пистолет в ее руках подскакивал все выше и выше, так что последняя пуля отбила кусок бетонного карниза у дальней стены. Потом затвор застрял в заднем положении: кончились патроны. Девушка громко чихнула, поставила пистолет на предохранитель, положила на стол.

— Ну, что?

Леший глянул в трубу, усмехнулся.

— А-атлична, курсант! Смотри. Таз, таз. Потом грудь. И что-то там еще в области головы. Ухо, наверное. Да ты его калекой сделала.

— Серьезно? Дай-ка…

Пуля прищурилась в окуляр.

— Все-таки не убила, — сказала она. — А жаль.

— Раздробила правый тазобедренный сустав. Разорвала мышцы груди, пробила грудинную кость, повредила легкое, — перечислил Леший. — Оставила его без, как это… репродуктивного органа. И задела паховую артерию. А это уже серьезно. Думаю, не выживет.