— Я для отчетности фотографии делаю. Вы не из брезгливых?

— Нет…

Заинтригованный, Антон взял предложенный снимок. Через минуту он спросил тихо:

— Это фотошоп?

На фотографии было тело: от пояса до кадыка. Край кадра обрезал голову, а грудную клетку разрезал шрам. Матвея выпотрошили на металлическом столе и заново зашили. В свете ламп тело отливало голубизной.

— Я думал, брак, — сказал доктор негромко.

Поверх снимка проступало Лицо. Как на рентгене: костистые скулы, запавшие глаза. Сквозь глазницу просвечивал белый сосок мертвеца. Будто зрачок с бельмом.

В помещении стало жарко. Муха ползала по окну: то ли внутри кабинета, то ли между стеклами, не разобрать. В зеркале над столом отражался помрачневший доктор.

— Я переснял.

Второе фото легло в руку Антону. Царапнуло уголком рану.

Лицо уменьшилось, но не пропало. Оно парило над трупом. Черные глаза, острый подбородок. Вместо рта — пролегающий вдоль грудины Матвея шрам. От того, насколько похоже лицо на рисунок в Анином блокноте, волосы вздыбились.

Доктор жаждал ответов.

Что ему сказать? Детвора баловалась и вызвала из зазеркалья нехорошую женщину? Антон не верил в призраков…

Или верил? Глядя на фотографию — верил.

— Вы сказали «необычное». По-моему, достаточно необычно.

Антон промычал нечленораздельно. Опустил на стол снимок.

— Что вы знаете? — допытывался Михаил Иванович.

— Ничего…

— Так я и думал. — Доктор глянул в зеркало, поправил челку. — В гостях у сказки, — хмыкнул он.

Во дворе скрипели качели, катая по кругу компанию невидимок. Ветер, как заботливый родитель, подталкивал люльки. Звук несмазанных петель отдавался болью в зубы.

Антон мазнул взором по долгострою. В глубине промозглой конструкции кто-то гулял. Тени балок скрадывали фигуру. Другой гуляка расхаживал за покосившимся рифленым забором, чавкал грязью.

На улице же не было ни души. После столпотворения в крематории безлюдный микрорайон навевал мысли о пустыне. Здесь всегда было тоскливо — говорил же Антон жене, оттащив от риелтора: «Это медвежий угол! Тмутаракань! Давай другие варианты посмотрим». А она убеждала: «Год-другой — все здания возведут, разобьют парк, супермаркет откроют». Парк и супермаркет так и оставались картинками на оптимистическом рекламном щите. Ветер прошивал насквозь каркасы высоток. Птицы свили гнезда в несостоявшихся детских, в спальнях и туалетах. Вдали ощетинился кронами сосновый лес.

Антону захотелось покурить — впервые за три года. Он закинулся мятной пластинкой, вошел в подъезд. Лифт пыхтел, увозя вверх Марину и Аню, а с ними — Анину подружку.

Из крематория ехали на автомобиле Антона. Заодно захватили Катю. «Вольво» отремонтировался сам собой рано утром. Отоспался за ночь, послушно завелся, изумив водителя. Будто некая сила хотела, чтобы он ночевал в квартире бывшей жены.

«Не сходи с ума», — обозлился Антон.

Катя всю дорогу бросала загадочные взгляды. Накручивала локон на палец, кусала губы, хлопала пушистыми ресницами. Рядом с Антоном уселась, вполоборота. Чуть заслонилась правой рукой. Аня в точности скопировала ее позу — припарковавшись, Антон понял: они обе закрывались от зеркала заднего вида.

Антон погуглил: у страха перед зеркалами было название: спектрофобия. Она же — эйсоптрофобия. Но спектрофобов пугала собственная внешность, а не твари, теоретически обитающие в амальгаме.

«Сложно им, — размышлял Антон. — Зеркала повсюду. Витрины, окна, лужи, банальная чашка кофе — кругом отражения».

Потрясающе, сколько всего вылезало на поверхность из самых обыкновенных зеркал. Их использовали для создания червоточин помешанные на путешествиях во времени чудаки. Пара пластин помещалась в вакуум — и возникало квантовое поле, эффект Казимира. Мощная отрицательная область пространства-времени, от которой, по мнению теоретиков, шаг до туризма в прошлое или будущее. Зеркала играли центральную роль в экспериментах с «фантомными конечностями», в изучении интеллекта животных и в создании почти мистических иллюзий. Отражение искажается, если в полутьме десять минут смотреть в зеркало.

Существовали даже акустические зеркала, отражающие звук! Нереверсивные, атомные, лунные зеркала…

Темнота шевельнулась площадкой выше.

Антон вскинулся:

— Чижик!

— Я — Саня, — буркнул угрюмо паренек.

После похорон он куда-то запропастился. Оказывается, опередил Рюминых. В руке Чижик держал знакомую рацию. Тихий шорох статических помех доносился до слуха. Чижик поклацал, отключив приемник.

— Ты телепортировался, что ли?

Антон старался говорить добродушно. Взялся за перила, уперся в ступеньку ботинком.

— Я раньше ушел. Не смог…

— Смерть товарища — это страшно.

— Не в том дело. — Чижик ковырнул мыском бетон. — Там гранит везде.

— И что? — Антона осенило. — Гладкая поверхность отражает?

Чижик промолчал.

Антон взбежал по лестнице.

— Саня, ты про какое-то видео рассказывал.

— Ну.

— Баранки гну. Крути кино, Кубрик.

* * *

…Снимали в гостиной Рюминых. Для острастки погасили свет. Антикварное зеркало, в зеркале — дочь, Катя и оператор — Чижик. У Ани в руке толстая свеча. Язычок огня подрагивает.

— А Матвей где?

— В шкафу. — Чижик съежился под взглядом Антона. — Мы хотели Аньку разыграть.

— Разыграли, — процедил Антон, возвращаясь к телефонному дисплею.

Сейчас он рассмотрел рисунок помадой на зеркале: дверь и лесенка. С Нинкой Ерошкиной они вызывали Кровавую Мэри без рисунков.

«Может, поэтому не вышло?» — каркнул внутренний голос.

На видео Аня сказала:

— Пиковая Дама, приди.

— Громче, — велела Катя.

«Советница, блин».

— Пиковая Дама, приди.

Свеча двоилась в треснувшем зеркале.

— Пиковая Дама, приди.

Заскрипело. Катя повернулась к камере, удивленная. Сквозняк задул свечу. Оператор водил окуляром по комнате, выискивая источник шума.

— Шкаф! — воскликнула Катя наигранно.

В кадре появилось перекошенное личико Ани.

«Выписать бы им хорошего наваристого ремня», — подумал Антон.

Отворившийся гардероб исторг монстра. Маска демона из «Зловещих мертвецов», погремушка в кулаке. Аня завизжала. Камера услужливо продемонстрировала, как девочка заслоняется ладошками. За кадром хихикала Катя, похрюкивал оператор.