И теперь тот, кто сидел на ней, уже не был красивым воином – лицо его исказила страшная гримаса. Когда же он задрал ее подол, его лицо превратилось в звериную морду и начало расплываться, меняя очертания, словно отражение в подернутой рябью воде…

Давина проснулась от собственного крика. Ей не хватало воздуха. Вот уже почти год, как ее перестали терзать подобные кошмары. Но она собралась покинуть надежные стены замка Армстронгов, и ее страхи, приняв обличье ночных кошмаров, вновь заявили о себе.

Давина закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Она чувствовала, как подступают к глазам слезы, но волю слезам давать не стала: если бы кто-нибудь услышал ее всхлипывания, об этом сразу стало бы известно тете и дяде, и тогда бы ее точно никуда не отпустили.

Еще не вполне восстановив дыхание, Давина встала с постели и, сделав несколько шагов, споткнулась о сундук с вещами, что накануне собрала в дорогу. Усевшись на стул рядом с кроватью, девушка закрыла лицо ладонями и тихо прошептала:

– А может, правы тетя Изобел и дядя Фергус? Что, если мне удается справляться со страхом только здесь, дома, а за стеной замка меня ждет смерть или того хуже – безумие?

В нише, в углу, стояла шкатулка, а в шкатулке находился пузырек с лекарством, которое Давина принимала всякий раз, когда у нее расшатывались нервы (эту настойку травница приготовила специально для нее). С одобрения тети она пила настойку по нескольку раз в день сразу после того злополучного нападения. Выпив настойки, Давина забывалась глубоким сном – без страданий и боли. Но и по прошествии нескольких месяцев девушка частенько принимала снадобье, делавшее ее жизнь более или менее сносной.

В какой-то момент Давина осознала, что уже не может обходиться без заветного пузырька, и, осознав это, она решила постепенно отучать себя от лекарства – прибегала к его помощи только тогда, когда становилось совсем уж плохо. Ее усилия принесли плоды: через некоторое время Давина могла бы с гордостью заявить, что уже не нуждается в этой шкатулке. Но вот сейчас…

Она покосилась на шкатулку и тяжело вздохнула. Подошла к окошку и отодвинула кожаный полог. Лицо обдало холодом, но в голове, увы, не прояснилось. Давина поспешила прикрыть окно и вновь устремила взгляд на шкатулку.

– Я должна сделать глоток, иначе мне не хватит храбрости, чтобы отсюда уехать, – прошептала она.

Казалось, ноги сами понесли ее к нише. Давина долго смотрела на пузырек. Наконец вытащила пробку. «Один только маленький глоточек – и все», – сказала она себе.

Так хотелось сделать глоток побольше, но Давина справилась с искушением. Она с усилием вогнала пробку в горлышко и, решительно убрав пузырек обратно в шкатулку, испытала приятное чувство от сознания того, что способна держать свои желания под контролем.

И все же, не оставив шкатулку в нише, Давина положила ее в собранный в дорогу сундук.

Первый день пути в замок Маккены прошел быстро и без происшествий.

Дядя Фергус и тетя Изобел угрюмо промолчали, когда Давина попрощалась с ними. А затем, приблизившись к воротам замка, девушка невольно сжала кулаки – целых пять лет прошло с тех пор, как она в последний раз побывала по ту сторону стены…

Закусив губу, Давина сжала коленями бока коня, побуждая животное прибавить шагу. Она чувствовала обращенные на нее взгляды, и от этих взглядов по спине ее пробегали ледяные мурашки. И все же, как бы там ни было, девушка не косилась по сторонам и спину держала прямо.

– Вы молодец, миледи, – прошептала ехавшая рядом Коллин.

Давина взглянула на свою компаньонку и едва заметно улыбнулась. С облегчением вздохнув, она мысленно поздравила себя с этой маленькой победой. И все-таки она это сделала!

Ей ужасно хотелось прокричать о своем триумфе на всю округу, однако Давина понимала, что прошла лишь первое, самое легкое испытание. А сколько их у нее впереди?

Но все же первый шаг – самый важный, и успех ее воодушевил.

Давина считала огромной удачей и то, что сэр Малколм, занятый построением всадников в походную колонну, не мог заметить ничего странного в ее поведении, когда она выезжала за ворота замка.

Ночью голую землю, еще не успевшую укрыться снегом, сковало морозцем. Давина надела все самое теплое, что у нее было, но ветер все равно продувал насквозь шерстяной плащ. Сэр Малколм, ехавший впереди колонны, все же время от времени оборачивался и смотрел на нее. И всякий раз, встречаясь с ним взглядом, Давина ловила себя на том, что сердце ее уходило в пятки. Тем не менее она принуждала себя улыбаться, делая вид, что с ней все прекрасно. И похоже, она справлялась с задачей, потому что сэр Малколм раз за разом одобрительно кивал ей.

Через несколько часов пути они сделали остановку, чтобы напоить коней и перекусить хлебом и сыром, запивая еду вином. Сэр Малколм подошел к Давине, когда та, превозмогая ноющую боль во всем теле, забиралась в седло.

– Мы должны ехать почти до темноты, чтобы к ночи добраться до аббатства Монтгомери, где нам предстоит переночевать, – сообщил ей сэр Малколм. – Надеюсь, вам и вашей спутнице такой переход по силам.

– Да, вполне по силам, – ответила Давина, опустив глаза, чтобы сэр Малколм не прочел в них правду.

Вот уже пять лет, как она никуда не выезжала, и с непривычки ужасно болело все тело. Но не могла же она допустить, чтобы из-за ее жалоб им всем пришлось ночевать на дороге!..

Лишь услышав, как застонала Коллин, уже забравшаяся в седло, Давина усомнилась в том, что правильно сделала, ответив за них обеих. Минуту спустя девушка тихо сказала:

– Ах, Коллин, простите, что не справилась о вашем самочувствии. Я позову сэра Малколма и скажу ему…

– Нет, миледи, не стоит, – перебила служанка. – Может, я и не такая молодая, как вы, но выносливости мне не занимать. И к холоду я куда привычнее вас.

– Что же, тогда – вперед. Надеюсь, дальше станет легче.

Сэр Малколм, поверив девушке на слово, больше вопросов ей не задавал, и Давина была этому рада, так как очень сомневалась, что смогла бы снова убедительно солгать.

И вот наконец, спустя целую вечность, когда солнце уже почти закатилось за горизонт, вдали показались стройные шпили аббатства. Заметив их, Давина радостно улыбнулась, ведь скоро у нее будет теплая и мягкая постель.

Аббат встречал их во дворе, из чего Давина заключила, что сэр Малколм послал вперед гонца, чтобы в аббатстве успели подготовиться к ее приезду. Такая предупредительность приятно удивила ее и тронула. «Джеймс поступил бы так же», – подумала она с мечтательной улыбкой.

Сэр Малколм ловко спрыгнул с коня, затем направился к девушке с намерением помочь ей спешиться. При одной мысли о том, что к ней сейчас прикоснется мужчина, Давина в ужасе содрогнулась. Она попыталась слезть с коня самостоятельно, но сэр Малколм, не дожидаясь разрешения, обнял ее за талию. Она снова содрогнулась, но он, казалось, даже этого не заметил.