— Зато сейчас она активно этой свободой пользуется.

— Ты о чем?

— Глянь-ка на этого типа, Дункина или как там его… Он так и вьется вокруг твоей женушки. И, по-моему очень скоро достигнет успеха. Если, конечно, уже не достиг.

Джерри покосился в сторону Ивон. Рассел Данкин смотрел на нее своими ангельскими глазками и, видимо, пытался ее рассмешить. Ему это удалось, потому что очень скоро колокольчиковый смех Ивон разлетелся по сумрачному холлу и достиг ушей Джерри.

Раньше ее смех вызывал у него умиление и радость, а теперь отозвался в сердце глухой болью. И Джерри понимал почему: раньше эти колокольчиковые переливы принадлежали ему, а теперь они предназначались другому мужчине.

Когда Ивон смеялась, ямочка на ее подбородке сглаживалась, становилась невидимой, и Джерри так хотелось поцеловать эту ямочку, чтобы вернуть ее обратно. Он смотрел на смеющееся лицо Ивон и чувствовал такое умиление и нежность, что ему казалось: вот-вот — и он задохнется от приступа необузданного желания. Ему так хотелось сгрести ее в охапку и зацеловать всю — от кончиков маленьких пальцев до ямочки на подбородке.

А Ивон словно не чувствовала и не замечала его желаний. Временами Джерри казалось, что она совсем еще ребенок: удивительно непосредственный, наивный, добрый и веселый. Иногда эта наивность и непосредственность злила его, на ее фоне он чувствовал себя стариком, хотя должно было быть наоборот, ведь считается, что женщины взрослеют куда раньше мужчин. Но гораздо чаще Джерри заражался ее веселостью и радовался вместе с ней.

Сегодня у него был особенный день. Он привез Ивон в маленький городок, что находился неподалеку от Дримтауна, в гости к бабушке, Нинель Уэллинг. Мать навещала ее очень редко, хотя и преданно чтила память о сыне Нинель и отце Джерри. Диана Уэллинг находила свекровь довольно милой старушкой, но слишком уж простоватой.

Джерри так не казалось. В его бабушке по отцовской линии было столько искренности и радушия, что всякий раз, приезжая к ней, он буквально воскресал душой. Нинель Уэллинг и Ивон Дженкинс были чем-то похожи, и Джерри не сомневался, что обе понравятся друг другу.

Так оно и случилось. Ивон, которая страшно волновалась перед этой встречей — она уже была знакома с матерью Джерри и опасалась, что бабушка ее жениха окажется таким же холодным и чопорным существом, — была приятно удивлена тем, что все ее опасения были напрасны.

Нинель накрыла на стол прямо в саду и накормила гостей вкусными домашними пирожками. Джерри всегда любил бывать у бабушки, и не только из-за пирожков. Нинель умудрялась создать в доме такую душевную и теплую атмосферу, что внуку иногда казалось, что он попал в добрую сказку.

В доме его матери, напротив, отовсюду веяло холодом. Даже от дорогого сервиза, который она купила специально для праздничных случаев. Диана Уэллинг так гордилась своим сервизом, что маленькие фарфоровые чашечки и блюдечки страшно было даже держать в руках.

Нинель, напротив, выставляла на стол самые обыкновенные чашки с ярким, незатейливым рисунком. И пить из этих чашек было одно удовольствие. Да и вопросы, которые Нинель задавала внуку и его спутнице, не содержали в себе никаких намеков. Нинель привыкла спрашивать прямо и получать прямые ответы. А тем, которые могли бы обидеть кого-то или задеть, она предпочитала не касаться.

Это качество Джерри особенно ценил в бабушке — в отличие от Дианы Уэллинг Нинель никогда не обсуждала с ним своего сына, отца Джерри, и никогда не настаивала на том, чтобы Джерри с ним встретился.

Категорически запретив Ивон помогать ей с мытьем посуды, Нинель попросила Джерри показать гостье сад и дом. Сад был действительно великолепным: просторным и ухоженным, дом — чистеньким и уютным. Но больше всего Ивон заинтересовал чердак, на который она всеми правдами и неправдами уговаривала подняться Джерри.

— Дался тебе этот чердак, — ворчал Джерри, отбиваясь от настойчивых просьб и уговоров Ивон. — Там нет ничего интересного.

— Для тебя, может, и нет. А для меня чердак — хранилище воспоминаний. Например, на чердаке родительского дома лежат мои детские игрушки. Мама хотела их выбросить, но, к счастью, отец уговорил ее их оставить. Это я его попросила.

— Зачем они тебе? — улыбнулся Джерри. — Только не говори мне, что ты до сих пор тайком играешь в куклы. Впрочем, я бы не удивился.

— В куклы я, конечно, давно уже не играю. Но все-таки эти игрушки — часть моей жизни, часть меня самой. Иногда, приезжая к родителям, я поднимаюсь на чердак, рассматриваю свои игрушки и вспоминаю, какой я была когда-то. Мне кажется, это очень важно — помнить, каким ты был. Если ты помнишь о своих ошибках, есть шанс, что ты не совершишь их впредь. Если ты вспоминаешь о своих достоинствах, есть надежда, что ты их не потеряешь.

— Любопытная философия. Нет, мне ничего подобного в голову не приходило. Я не хочу вспоминать, каким я был когда-то. Может быть, я просто не такой сентиментальный, как ты?

— Возможно, — пожала плечами Ивон. — А может, ты просто чего-то боишься?

— Чего, например?

— Страшного чудища с чердака, которым тебя напугали соседские мальчишки, — ответила Ивон и расхохоталась.

Джерри, который подумал, что Ивон начнет строить догадки насчет его реальных детских страхов, с облегчением вздохнул и нехотя повел ее на чердак.

Они поднялись по широким деревянным ступенькам. Джерри отодвинул щеколду и отпер дверь, которую Нинель не открывала уже много лет.

— Надеюсь, у тебя нет аллергии на пыль? — повернулся он к Ивон. — Здесь ее столько, что дышать будет нечем.

— Пытаешься меня напугать? — ехидно полюбопытствовала Ивон.

— Ну что ты, я только предупреждаю даму о грозящей ей опасности.

— Я, конечно, та еще трусиха, но с пылью бороться умею.

— Тогда пойдем.

Первым делом Ивон подошла к старенькому коричневому чемоданчику, крышка которого была оклеена яркими открытками с красивыми видами.

Когда-то Джерри под чутким руководством матери — Диана настаивала, чтобы Джерри заимел хоть какое-то хобби, которое, по ее мнению, могло бы помочь сыну найти контакт со сверстниками, — коллекционировал эти открытки. Коллекционера из Джерри не получилось — он так и не понял, зачем нужно копить в шкафу кучу вещей, от которых нет ни пользы, ни удовольствия, — но зато чемоданчик, который он собственноручно оклеил своей коллекцией, получился замечательным.

Диана Уэллинг, которой тогда принадлежал этот чемодан, стараниями сына не прониклась, а потому вручила его Джерри со строгим наказом не портить больше вещей и выбросить куда-нибудь эту безвкусицу. Безвкусицу Джерри не выбросил. Он спрятал ее под кроватью, а потом перевез в дом бабушки. Этот чемоданчик, как сказала бы Ивон, был хранилищем воспоминаний. Правда, в отличие от Ивон, Джерри не имел никакого желания заглядывать в него и ворошить прошлое.

Когда из всех ящиков, коробок, корзин и старых сумок Ивон подошла именно к этому чемодану, Джерри подумал, что у нее великолепная интуиция.