Неугомонная миссис Дженкинс не удержалась и выкрикнула:

— Он постоянно меня оскорблял, это точно! И дочку унижал, Салли верно говорит!

Алисия Таккер сердито покосилась на беспокойную даму и стукнула молотком по столу.

— Миссис Дженкинс, надо полагать?

Анжела закивала головой.

— Я дам вам слово только тогда, когда вы займете место свидетеля.

Анжела фыркнула, а Джерри мысленно поблагодарил судью за то, что она наконец-то заткнула эту кобру.

Алисия Таккер молча дослушала рассказ Салли о том, что возмущало ее в муже подруги и, покачав головой, обратилась к мисс Даффин:

— По-вашему, весь этот лепет серьезное основание для развода?

Фиона Даффин, не ожидавшая такого прямого вопроса, несколько стушевалась, но все-таки ответила:

— Ваша честь, обычно, если жена подозревает мужа в измене, у нее есть на то основания. А мисс Мелон, кроме всего прочего, сказала, что Ивон Уэллинг делилась с подругой своими подозрениями насчет неверности мужа.

— Подозрениями, мисс Даффин. Но не более того. Вы ведь адвокат и должны не хуже меня понимать, что подозрения и факты разные вещи. Если бы суд осуждал преступника только на основании подозрений — сколько невинных людей сидело бы в тюрьмах!

— Но ведь у нас не уголовный, а бракоразводный процесс, — возразила Фиона Даффин. — И вы не выносите приговор, а всего лишь принимаете решение об аннулировании брака.

— Всего лишь, — усмехнулась Алисия Таккер. — Вы считаете, что процедура развода — это несерьезно? Во всяком случае, когда супруги не делят имущество? Если вы и впрямь так считаете, то глубоко заблуждаетесь, мисс Даффин. Брак — это серьезное решение, которое принимают двое взрослых людей, вполне взрослых для того, чтобы понять, какую ответственность они берут на себя, сделав этот шаг. Не зря наше законодательство предусматривает подготовку к браку: будущие супруги проходят медицинское обследование, ходят на специальные курсы по психологии семейной жизни. Ведь все это не пустая формальность, а попытка дать людям время и возможность понять, действительно ли они готовы к таким переменам. Развод не менее серьезный шаг, чем заключение брака. Решение о разводе нельзя принимать под влиянием чувств. Его нужно как следует обдумать. Муж и жена, прожившие в браке много лет, самые настоящие родственники. Как можно разорвать эту родственную связь? И как вообще можно принять такое решение, не будучи убежденным в том, что это единственно правильный выход из сложившейся ситуации? Если оба супруга твердо уверены в своем решении, закон не станет ставить им преград. Если же аннулировать брак желает лишь один из супругов, дело обстоит иначе. Значит, кто-то в этой семье хочет сохранить брак. Значит, для кого-то это важно. Разве мы не должны попытаться дать этому человеку еще один шанс? По-моему, несправедливо отказывать в помощи тому, кто в ней нуждается.

— Шанс, — скептически усмехнулась Фиона Даффин. — Это один шанс из тысячи. Вы ведь прекрасно знаете статистику разводов, миссис Таккер.

— Знаю, — кивнула Алисия. — Я и сама замужем. И тоже когда-то хотела развестись. И тоже думала, что у моего мужа лишь один шанс из тысячи спасти наш брак. Но я до сих пор замужем и, представьте себе, мисс Даффин, счастлива в браке. Впрочем, речь сейчас не обо мне. Простите, я немного отвлеклась… Итак, мисс Даффин, вы можете вызвать еще одного, двух, трех, четырех свидетелей, но если вы продолжите ту же линию, которой придерживаетесь сейчас — линию бездоказательных и безосновательных обвинений, — то мне ничего не останется, как принять по ходатайству миссис Уэллинг отрицательное решение.

Джерри не без удовольствия отметил, что непроницаемое лицо Фионы Даффин наконец-то омрачилось. Впрочем, Фиона могла вызвать в качестве свидетеля Анжелу Дженкинс или саму Ивон. Однако же она почему-то медлила.

— Ваша честь, могу я переговорить со своей клиенткой? — немного подумав, спросила судью Фиона.

— Да, — кивнула Алисия Таккер.

Под гробовое молчание зала Фиона подошла к Ивон и, склонившись над ней, что-то прошептала. Ивон отрицательно покачала головой. Джерри догадался, что Ивон только что отказалась давать показания сама и привлекать к этому свою мать.

Интересно — почему? — мелькнуло у Джерри. Ведь это было бы логично. Может, Ивон боится, что Анжела наговорит судье глупостей? Но почему она не хочет выступить сама? Видно, не так уж легко ей далось решение подать на развод. А вдруг у меня все-таки есть тот самый шанс? Один шанс из тысячи?

— Ваша честь, у меня больше нет свидетелей, — подтвердила Фиона догадки Джерри.

Анжела Дженкинс изменилась в лице и, приподнявшись со своего стула, что-то сердито зашептала на ухо дочери. Ивон шикнула на мать, но судья пристально посмотрела в их сторону, и обе замолчали.

— Ну что же, мистер Каммингтон — слово за вами.

Джерри с самого начала был уверен, что Каммингтон напрасно предложил Генри выступить на суде. Джерри всегда по-дружески относился к соседу, но дружба дружбой, а в свидетели надо было выбирать человека разговорчивого, такого, как Майкл. Но Майкл обладал чудесным свойством не замечать ничего, что его не касалось, так что об отношениях Джерри и Ивон он не смог бы сказать ничего конкретного. Вечно занятый своими романами или болтовней о них, он редко расспрашивал Джерри о его личных неурядицах, за что, впрочем, Джерри частенько был ему благодарен.

Что до Генри, то он был чересчур лаконичен и вряд ли мог сказать что-то такое, что тронуло бы судью. Джерри успокаивало только то, что Алисия Таккер была настроена сохранить брак, о чем открыто заявила в присутствии всех слушателей.

И все же, несмотря на позицию судьи, Джерри не чувствовал себя спокойно. Даже если Алисии Таккер удастся сохранить их брак на бумаге, где гарантия, что Ивон пойдет на попятный и вернется домой? Наивно было полагать, что какая-то бумажка повлияет на ее решение. Может быть, Ивон и не хотела войны, как он подумал вначале, но идти на мировую тоже не собирается. Джерри чувствовал холод, исходивший, от жены, даже тогда, когда она не смотрела в его сторону. Что-то окаменело внутри нее, что-то замерзло. И, глядя на нее, Джерри с ужасом думал: а вдруг это навсегда?

После стычки между их воинствующей родней Ивон говорила ему о жестокости. И действительно, никогда раньше Джерри не приходило в голову, что он был с ней жесток. Да, он опускался до крика, было и такое. Да, он часто недоговаривал, не рассказывал обо всем, что чувствовал, о чем думал. Но жестокость? Что такое жестокость? Разве были жестокими его безобидные подтрунивания над ее щупленькой фигуркой? Разве были жестокими его вполне оправданные упреки? Разве было жестоко молчать о том, что могло причинить ей боль?

Жестокость — это насилие. Разве Джерри хоть раз к нему прибегнул?

Джерри вспомнились его ссоры с матерью. Как-то раз — тогда ему было уже шестнадцать — он назвал ее жестокой женщиной. А ведь она ни разу не ударила его и не сделала ничего такого, чтобы услышать это оскорбление. И тем не менее Джерри назвал ее именно так. Потому что в тот момент действительно считал ее жестокой. Она без конца навязывала ему свою волю, свой образ мыслей, а если что-то шло не так, как она хотела, Диана могла сказать такое, что Джерри на долгие часы закрывался в комнате и плакал, уткнувшись лицом в подушку.