был исландцем, и свой принёсший ему мировую популярность проект назвал «Асатру» – по названию единственной официально признанной в Европе языческой религии, которая в Исландии, кажется, до сих пор была второй государственной. Это именно им, «Асатру», подражали «Псы полуночи», когда Флинн писал свои самые первые песни, основанные на древнегерманских мифах, – про Нифлхойль, про валькирий, про Рагнарёк…

Что бы сказал знаменитый «исландец из Торонто», если бы мог понаблюдать сейчас за тем, как в очередную годовщину его смерти все его дорогие сердцу цацки торжественно идут с молотка? «Вот она, вся твоя жизнь, дружок, любуйся, – хмыкнул про себя Флинн. – Жизнь, оценённая совершенно посторонними тебе людьми вроде меня во сколько-то там миллионов невидимых электронных монеток». Как любила говаривать его бабушка, бывшая истинным кладезем финских мудростей разной степени потрёпанности: жадность собирает, да смерть с землёй ровняет… Интересно, а как будет выглядеть жизнь самого Флинна, когда придёт срок?

Иногда так хотелось бы стать бессмертным…

Ну-с, что тут у нас ещё? Именные гитары, концертный реквизит, пара раритетных синтезаторов, опять именные гитары… Альбом «Сто дней лета», получивший платину в две тысячи четвёртом – в золотистой рамочке с эмблемой Всемирной музыкальной премии. Стартовая цена: тысяча филинг-койнов… тоже хлам. У любого более-менее известного музыканта с определённого момента этих почётных рамочек набирается такое несметное количество, что их начинают отправлять пылиться на чердак чуть ли не сразу же после вручения.

Так, а это ещё что?

«…долгое время они были чем-то вроде нашей семейной реликвии, – говорит Хлоя Браун. – Эти браслеты, привезённые из тура по Африке, дедушка собирался надеть для выступления в тот самый день – самый последний день своей жизни. Когда у него остановилось сердце накануне так и не сыгранного концерта, они всё ещё были у него на руках…» Стартовая цена: пятьдесят тысяч филинг-койнов. В качестве доказательства к описанию была приложена знаменитая последняя прижизненная фотография Брауна – скриншот с камеры одного из тусовавшихся в день его смерти в гримёрке журналистов. Пресловутые браслеты были заботливо помечены на фотографии двумя жирными мигающими красными стрелочками.

Флинн ухмыльнулся. «Ух-х ты, вот это маркетинг. Семейная реликвия, ну надо же как загнули, чтобы цену набить. Ну ничего святого у ребят…» С другой стороны, а за что им любить своего дедулю, если их родители даже родство после смерти папани, кажется, доказывали через суд? Да и вообще в обычной жизни Браун был, как рассказывали, той ещё сволочью…

Лидер «Асатру» умер при загадочных обстоятельствах – на сердце, насколько было известно Флинну, тот не жаловался никогда. Одно время даже поговаривали, что беднягу якобы чем-то отравили, но это уж определённо являлось простой третьесортной журналистской байкой из числа тех, на которые иные издания не стесняются литрами изводить типографскую краску.

Мужчина прикоснулся к фотографии лота, загружая медленно поворачивающуюся вокруг своей оси голографическую модель. Симпатичные побрякушки. То ли золотые, то ли серебряные… и тоненькие, словно женские серьги. Надо же, настоящие Браслеты Судного Дня, как в одной из его ранних песен.

Флинн обожал подобные мрачные штучки.

«Сегодня этот сувенирчик точно станет моим», – решительно подумал он.

* * *

Колонель шёл по полутёмной галерее, отчётливо слыша, как поскрипывает лакированный паркет под лапами волчеголового, и физически ощущая взгляд того на своём затылке. Тени от растопыренных пятерней декоративных канделябров на обшитых буком стенах слегка подрагивали в такт тяжёлым шагам за его спиной.

Почти сразу же, свернув за угол, он увидел двух своих бойцов, которых оставлял охранять лестницу.

На самом деле Колонель, наверное, ничуть не удивился бы, обнаружив, что на их месте давно уже лежат два мёртвых тела – но парни около резных лестничных перил всё ещё стояли по стойке «смирно», уверенно сжимая оружие, застывшие, словно восковые куклы.

Глаза у обоих были закрыты.

Колонель отвёл взгляд и, не дожидаясь толчка в спину, стал спускаться по тёмным деревянным ступеням, против воли чувствуя, как смерзается глубоко в животе огромный ледяной ком.

Если его сейчас собираются затолкать в какой-нибудь автомобиль и увезти отсюда в неизвестном направлении… Нет, Новая Африка ни за кого не станет платить никакой выкуп. Хочется надеяться, что те, кому нужно, об этом осведомлены.

– Они живы? – глухо спросил Колонель, не оборачиваясь.

– Живы, – раздалось сзади после недолгой паузы. – Лично мне совершенно ни к чему здесь лишние трупы, приятель.

В холле на первом этаже ярко горел свет, а прямо посреди просторного проходного зала вполоборота к ним стоял рослый мужчина с рыжими кудрями до плеч и с любопытством разглядывал заполненный ползающими блестящими жуками гигантский аквариум.

– Не думал, что у богачей сейчас в таком тренде инсектарии. Чудные существа, – стоящий повернулся к нему лицом. – Ты ведь знаешь, что у них с рождения оч-чень острые челюсти, м-м? Когда мамаша укрывает детёнышей у себя под крыльями, те сразу же разгрызают ей кожу и начинают пить её кровь. По-моему, это ужасно трогательно. Совсем как у людей…

Колонель невольно тоже глянул на аквариум, чувствуя, как по его позвоночнику пробегает короткая неуправляемая дрожь, сменившаяся волной мучительной тошноты.

– Послушай, – начал он, с трудом снова переводя взгляд на лицо незнакомца и стараясь говорить уверенно. – Я не знаю, что за фокусы вы здесь используете, но вам не удастся больше запугать меня… всем этим маскарадом.

Он кивнул на волчеголового. Тот оскалился и издал короткий хрюкающий звук, отдалённо напоминающий сдавленный смешок.

– Да ну? – мужчина улыбнулся. – А разве я выгляжу так, словно собираюсь тебя чем-то запугивать, смертный? – он развёл руками. – Или неужто мои соратники уже пытались?

Фигура рыжеволосого неожиданно подёрнулась мелкой рябью и в следующий момент вдруг материализовалась словно из ничего в полушаге от Колонеля. Тот дёрнулся от неожиданности, непроизвольно отступая к стене.

– В общем-то, знаешь, у нас с тобой пока ещё есть немного времени, – продолжил незнакомец, закладывая большие пальцы в карманы джинсов и насмешливо прищуривая золотисто-карие глаза. – Так что я, пожалуй, могу даже выслушать твои жалобы. Чем, например, провинился перед тобой этот шустрый волчара, м-м? Насколько я знаю, он всегда выступает за конструктивный диалог… так ведь, юный воин? – рыжеволосый положил узкую жилистую ладонь полуволку на плечо. – Или, может быть, тебе показалось, что он говорил с тобой недостаточно почтительно?

– Чт-то означает весь этот спектакль? – хрипло спросил Колонель, сжимая кулаки и не отводя взгляда от заострённого птичьего лица.

– А ты был прав, молодой тули-па, – рыжеволосый ухмыльнулся, на секунду оборачиваясь. – Он действительно ничего. Мне нра-витс-ся… А ты никогда не думал, смертный, что твоим зверушкам может быть тесновато в этой большой стеклянной коробке,