Павел понял, что ему лучше уйти. Он снова пересек огромныйкабинет, вышел в приемную, где уже было много людей. Увидев Женю, он кивнул ей.

— Кажется, мы будем работать вместе, — сообщил он молодойженщине.

Она равнодушно скользнула по нему взглядом и отвернулась.Похоже, эта новость ее совершенно не удивила. Она просто на нее неотреагировала.

Он подъехал к нужному ему дому ровно в десять часов утра. Понатуре своей Дронго был ярко выраженной совой и любил поспать именно утром, иболожился очень поздно. Но сегодня необходимо было приехать сюда раньше, еще довстречи со вдовой убитого, для того, чтобы осмотреть место происшествия.

Ночью он заехал к Владимиру Владимировичу и снова просмотрелкопии уголовного дела, особенно протоколы допросов вдовы покойного и егоблизких друзей. Обладая фотографической памятью и умением читать сверху вниз,он довольно быстро просмотрел все материалы, отобрав самое важное. Среди грудысловесного мусора всегда попадались зерна истины, и он умел их замечать.

Дом, где раньше жил Алексей Миронов, находился в центрегорода на проспекте Мира. Он был огромным, со своей собственной историей, уженасчитывающей несколько десятилетий. Миронов переехал сюда за несколько месяцевдо своей смерти и именно здесь, в подъезде этого дома, и был убит.

Вдова убитого срочно продала квартиру, чтобы никогда большене видеть подъезда, в котором произошло это страшное для нее событие. Ипереехала на Трифоновскую улицу, в другой дом, чтобы не проходить каждый деньчерез тот страшный подъезд, про который было уже столько написано и которыйиногда снился ей в кошмарных снах.

Кире Леонидовне шел тридцать шестой год. Она была довольноизвестным дизайнером и успела состояться к тому времени, когда вышла замуж заАлексея Миронова. У нее была семнадцатилетняя дочь от первого мужа.

Осмотрев дом на проспекте Мира и даже войдя в подъезд, гдеэто случилось, Дронго довольно долго стоял на лестнице, словно надеясь увидетьто, что не увидели побывавшие здесь до него сотни журналистов и десяткисотрудников правоохранительных органов. Это был обычный подъезд с широкимилестницами, грязноватый, какими бывают старые московские подъезды, но незамусоренный благодаря кодированной системе на дверях. Раньше таких дверейздесь не было, это Дронго знал из материалов дела. Они появились только послесмерти Алексея Миронова.

Он дождался, когда к дверям подойдет строгая мама сребенком, и, стоя у другого подъезда, заметил, какие она нажимает цифры кода.

Откуда убийца знал точное время прибытия журналиста? У неговедь был наверняка ненормированный рабочий день. И, наконец, как долго убийцапростоял в подъезде, ведь дом многоэтажный и здесь часто входили и выходилилюди? Странно, что следователи не обратили внимание на такие вопросы. Или нехотели обращать? Он тоже пока не знал точного ответа на эти вопросы.

Еще раз осмотрев подъезд, он вышел из дома и, остановивтакси, поехал на Трифоновскую улицу. Нужный ему дом он нашел сразу. В подъездебыл установлен домофон, он вызвал хозяйку, и дверь щелкнула, открываясь. Дверьсамой квартиры ему открыла миловидная девушка лет двадцати пяти, очевидно,помогавшая хозяйке.

В просторной, чуть вычурной гостиной играла приглушеннаямузыка, по стене скользили блики от вертящегося разноцветного шара, заменявшеголюстру. В двух больших аквариумах, светящихся изнутри, мелькали маленькиезолотистые рыбки. У хозяйки дома были свои причуды и свои пристрастия. Онапоявилась из другой комнаты в белом широком платье. Волосы собраны в тугойузел, на лице ни следа косметики. Она села на диван, поджав под себя ноги. Илишь затем, показав на стоявшее рядом кресло, сказала:

— Садитесь. — Это были первые слова, которые она произнесла.

Он сел в кресло, глядя на женщину. Внешне она была спокойна,если не считать лихорадочного блеска темных глаз.

— Что вам нужно? — Она даже не спросила, откуда он пришел.

— Я работаю на итальянский журнал, — сказал Дронго, — васдолжны были предупредить. Моя фамилия Кузнецов. Мне хотелось бы поговорить свами об Алексее Миронове.

Нечто похожее на интерес мелькнуло в ее глазах, или емупоказалось? Она спросила:

— Что именно вы хотите узнать?

— Мне хотелось бы написать очерк о вашем погибшем муже.Коллеги считают, что он был лучшим телевизионным журналистом. Простите, что яговорю в прошедшем времени.

— Ничего, я уже привыкла, — махнула она ладонью. Именноладонью, а не рукой.

Вошедшая девушка поставила на столик рядом с ним чашечкукофе, изящную сахарницу с красиво упакованными кусочками сахара и фарфоровуютарелочку с печеньем. Даже не спрашивая ни о чем гостя, она просто расставилавсе это на столике и молча исчезла.

— Мне хочется узнать о нем побольше. Его пристрастия, егопривычки, его любимые газеты и журналы, — продолжал Дронго, — мне хочется,чтобы вы просто рассказали о нем. Ничего конкретного, просто общий рассказ.

— И ваш журнал удовлетворит такой рассказ? — с чуть заметнойиронией спросила она.

— Это уже зависит от моего профессионализма, — улыбнулся онв ответ, — но в любом случае я покажу сначала статью вам, чтобы вы могливысказать свое мнение.

— Спасибо. Так что именно вас интересует? Вы хотите, чтобы яначала свой рассказ со дня его рождения?

— Нет, вполне достаточно, если вы расскажете мне онескольких последних днях его жизни. О его привычках и его настроении впоследние дни, о его увлечениях и планах.

Она молчала, словно вспоминая все, что не успела рассказатьследователям или дотошным журналистам. Потом негромко сказала:

— В последние перед смертью дни он много работал, словнопредчувствовал, что все так закончится. У него были огромные планы, развесейчас можно все вспомнить. Он любил жизнь. Ему казалось, что он будет житьвечно.

— У него было много друзей?

— Да, конечно. Очень много. И после его смерти они все времяприходили к нам домой, еще туда, в старую квартиру, на проспект Мира. А теперьходят сюда…

— Я знаю, что его коллег допрашивали следователи. Но мнеинтересны не те, кто непосредственно с ним работал и мог оказаться полезным длярасследования. Мне интересен круг его друзей, круг интеллектуального общения,вы меня понимаете?

— Конечно. Следователи таскали тогда в прокуратуру и в ФСБвсех его знакомых и незнакомых людей. Но такой круг у него был. Туда входилинемногие избранные. Иногда он и меня допускал в этот круг.

— Я могу узнать, кто именно входил в его «интеллектуальныйкруг»?