— Не надо было… — качает она головой.

— Не понравилось?

Она ничего не отвечает, протягивает руку и легонько прикасается кончиками пальцев к моей скуле. В этот момент заглядывает Хаблюк-отец.

— Вика, ну ты скоро?

— Ну, пап! — хмурится она и лицо её меняется.

Когда она говорит с отцом, становится похожей на капризную и своевольную принцессу. Любопытно, что взрослых тётенек, которые ведут себя так же, называют не принцессами, а стервами.

Я усмехаюсь, представляя, что вот примерно так же она будет говорить и со всеми тремя своими мужьями. Если, конечно, они случатся в её жизни. Ведь я кое-что изменил, да и сам я уже не тот стеснительный ботаник. Она убирает руку и поворачивается к папе.

— Ты же видишь, ко мне пришли!

Он дёргает головой и выходит. Ну и фрукт, этот Хаблюк…

— Может, пойдём прогуляемся? — предлагаю я. — А то твой родитель меня застрелит скоро.

— У него оружия нет, — пренебрежительно отвечает она. — Да и куда гулять?

Она снова кивает на мой «фонарь».

— Куда захочешь, можем в горсад сходить на колесе оборзения оборзеть или в кафешку. Мороженое могу предложить. С ликёром во «Льдинке».

Я вспоминаю, какое там вкусное мороженое, а она чуть заметно поджимает губы.

— Или… ой, у тебя правда диета?

— Слушай… — хмурится она. — Какая диета, зачем мне? Просто разгрузочные дни… Для общего здоровья.

Бровки, губки, глазки, скулы опять же, и чуть растрёпанные пепельные волосы. Я любуюсь ей как картиной, как Венерой Боттичелли, и она… да, если и не смущается, то оказывается явно в новой для себя ситуации. В кои-то веки через микроскоп на претендентов смотрит не она, а на неё.

— Разгрузочные, — повторяю я за ней. — Я, конечно, могу дать несколько советов в области нутрициологии, да только тебе это действительно совсем ни к чему. Ты и так свежа и красива. Твоя юность — лучшая диета на сегодняшний день.

Она вспыхивает. Вот так, да. Серцеедка Вика! Та, что утром, в обед и вечером съедает минимально по одному юношескому сердцу. Взгляд её делается на секунду заинтересованным, но лишь на одну секунду.

— А ты куда после школы пойдёшь? — спрашиваю я, меняя тему. — В мед?

— В мед? — удивляется Вика и бросает взгляд мимо меня.

Там настенные часы, я слышу. Тик-так, тик-так.

— Торопишься?

— Нет… просто… я отцу обещала… В общем…

— А завтра что делаешь? — спрашиваю я.

— Наверное, на дачу бабушка погонит.

— Она с вами живёт?

— Это мы с ней живём, — усмехается Вика. — И с дедушкой.

Понятно.

— Ну ладно, я тогда звякну завтра, узнаю, какие у тебя планы, — улыбаюсь я.

— Ага, — кивает она и снова бросает взгляд на часы.

— Ну, ладно, не буду обострять твои отношения с боссом, — усмехаюсь я. — Они и так, похоже, не самые простые.

— А с кем у него простые? — пожимает она плечами.

Она провожает меня до двери.

— Вик, скажи, как отца зовут? — шёпотом спрашиваю я.

— Иван Денисович, — тоже шёпотом отвечает она.

— А ты читала «Один день Ивана Денисовича»?

— Нет, — отвечает она без всякого интереса, и я понимаю, что она хочет, чтобы я уже поскорее смотал свои удочки.

Ну, ладно, мало ли какие у человека дела. Да мне, в любом случае, нужно идти, если я не желаю опоздать на первую тренировку. А опаздывать я не желаю.

Выхожу и шагаю по направлению к дому. Да, ну и дела. Вчера она была «всё ещё ничё так», а сегодня снова стала упругой юной ланью и похитительницей сердец. Молодая дерзкая козочка, при взгляде на которую захватывает дух.

И, если уж я здесь надолго, на что искренне надеюсь, то хотел бы эту лань не выпустить из безвольных рук, как сорок лет назад, а приручить, объездить и заполучить себе. На веки вечные. Но блин… Какое-то странное положение…

Надо бы сначала понять, кто я такой? Старый сатир, укравший тело юнца или юнец, заполучивший разум опытного, хоть и не совсем удачливого человека? Второе мне нравится гораздо больше. Ладно, ещё подумаем. Надо сначала выстроить приоритеты и обозначить ближайшие цели, обжиться, пообвыкнуть и снова стать частью этого мира.

Я бегу домой, мою отцовские кроссы, угодившие в переплёт, выставляю их на балкон сушиться, нахожу форму, беру её и несусь в школу.

Переодеваюсь в раздевалке и захожу в зал. Ого! Тут все в борцовках, в куртках и шортах. Один я, как бичара в вытянутых трикушках и полинялой футболке. Да, и в кедах.

— Костров! — кричит физрук, подзывая к себе. — Давай, не стой, помогай ковёр раскладывать. Давайте, ребятки, спать ночью будете!

Народу на тренировке немного, но знаю я только двоих. Причём, покажи мне их в двадцать четвёртом году, я бы даже и не подумал, что мы знакомы. Пашка Новиков из параллельного класса и Женька Арефьев, на год младше меня, из нашего двора. Удивительно, как я помню их имена. Остальные пацаны из других школ.

— Жека, здорово, — протягиваю я руку. — Даже и не знал, что ты самбист-каратист.

— О, Костёр, привет. С нами будешь тренироваться?

— Ага, — киваю я. — Если физрук возьмёт. Сегодня у меня смотрины.

Я помогаю раскладывать тяжёлый ковёр.

— Так, разминка! — командует Летунов. — Костров, давай со всеми.

Я присоединяюсь. Бег с высоко поднятыми коленями, бег боком вперёд, спиной вперёд и вся вот эта забавная чепуха. Не особо я это жалую, мне бы сразу к делу, но приходится заниматься этой чехардой.

Наконец, разминка заканчивается и пацаны встают в пары.

— Костров, иди сюда, — командует физрук.

Я послушно подхожу.

— Так, парни отрабатываем бросок, которым занимались в прошлый раз. Не торопитесь. Внимание на технику.

Он поворачивается ко мне.

— А ты, давай, упор лёжа. Посмотрим, на что ты годишься с трояком за год. Поехали, раз, два, три, четыре…

С отжиманиями получается нормально, двадцать четыр раза чистых, а