оранжевых, с вкраплением зелёного — и почти сливался с окружением. Одним богам было известно, где торгаш нашёл столько дорогих оттенков красителей. В паре шагах от шатра — крохотный загон, в котором ездовой карус без аппетита клевал зерно. Рядом — табличка, с аккуратно выжженными буквами: имя продавца, ничего больше. В качестве прилавка — украшенная резьбой двухъярусная повозка, накрытая скатертью.

На скатерти взгляд Эндрила задержался.

Белая атласная ткань, на которой тонкие золотые линии сплетались в замысловатый узор. Почти идеальный, но лишь почти, что выдавало ручную работу. На одну такую скатерть у швеи могла уйти неделя, если не больше. Настоящая картина от мастера своего дела, которая не затерялась бы даже во дворце. Произведение искусства, спрятанное от невнимательного взора и служащее лишь для того, чтобы разложить товар.

А вот что приковывало внимание, так это сам продавец, стоявший за прилавком. Статный мужчина с круглым животом, круглолицый и розовощёкий. Лет пятидесяти, но с огнём в глазах и лукавой улыбкой в уголках губ. Синяя хлопковая туника была заправлена в просторные шаровары, а на плечи накинут распахнутый бархатный кафтан, открывавший кожаный жилет, украшенный золотом, и медальон торговой гильдии. Рукава кафтана были собраны до локтей, демонстрируя сильные, волосатые руки, что было дикостью в любом уголке Песни, однако, почему-то прижилось у торговцев.

Он носил странную короткополую шляпу с воткнутым в неё лиловым пером, и постоянно теребил напомаженные тонкие усики над верхней губой, которые придавали его простоватому лицу какую-то странную хитрую искорку.

Из всех возможных украшений торговец определённо питал страсть к кольцам и браслетам, которых в общей сложности набралось бы с дюжину, если бы Эндрил решил их сосчитать.

Продавец окинул принца внимательным взглядом. Ему предстояло принять решение, как именно следует приветствовать гостя, и Эндрил не собирался помогать ему в этом нелёгком деле. Однако помощь торговцу и не требовалась. Он поколебался с секунду, но стоило ему встретиться с юношей взглядом, как тут же переменился в лице и повеселел. Конечно же. Простое и вычурное одеяние могло бы смутить графа, знатную леди и даже, возможно, невнимательного стражника, но человеку, чьё ремесло напрямую связано с умением распознавать людей с первого взгляда, увидеть правду не составило труда.

Что ж, тем лучше. Эндрил и сам уже устал от этого маскарада. Не затем он прибыл в столицу, чтобы собирать взгляды полные отвращения и презрения, которых успел заметить на себе уже с пару дюжин.

— Добро пожаловать в моё скромное заведение, добрый господин, — заговорил торгаш с заметным, и, как показалось Эндрилу, даже чересчур наигранным акцентом. — Не изволите ли испробовать шкатулку с сюрпризом?

Угощение? Эндрил слегка приподнял бровь. Удивительная проницательность.

Предлагать лакомство полагалось в том случае, если гость на несколько порядков выше по статусу. Когда-то считалось, что здесь — на Царь-древе — даже гадать на этот счёт было невежливо, ведь стоит ткнуть в любого проходимца, и он наверняка окажется сыном какого-то лорда. Знать привыкла считать торгашей людьми из низшего сословия — вернее, вообще не считать за людей. И не заметила, как эти самые умельцы зарабатывать монеты научились играть по их правилам и даже выигрывать.

Кому как не торговцам было знать, что всё на свете продаётся — в том числе и родовое имя или, например, герцогский титул. Кого волнует, кем был твой отец, если денег у тебя столько, что ты можешь обеспечить приданым любую знатную девицу, чья семья живёт на Царь-древе уже десять поколений, и у тебя ещё останутся осколки, чтобы одарить девушку драгоценными камнями и платьями, а её отца новым замком?

К тому же, если бы торговцы лебезили перед каждым лордом, будто бы само парящее в небесах божество обратило на них свой взор, то это обесценило бы сами дары. Так что торгашам пришлось постичь более тонкое искусство — искусство, близкое к магии, если спросить Эндрила, — с первого взгляда опознавать, кто перед тобой, и чего этот человек достоин.

Угощение получали лишь самые высокие лорды: жители верхних ветвей, держатели флота или армии, казначеи и близкие королевские советники, генералы и, конечно, члены королевской семьи.

И Эндрил, довольный, что его облик не сбил торговца с мыслей — ведь что, если не это выдавало мастера своего дела, заслуживающего доверия — учтиво, но с нотками превосходства, слегка склонил голову.

— Это большая честь, для меня, добрый господин. Могу ли я поинтересоваться, что это за шкатулка такая? Признаюсь, я не сильно люблю сладости. Считаю, что любовь к сахару расхолаживает и более свойственна женщинам, чем мужчинам. В тоже время, алкоголь мне сейчас так же противопоказан, ведь я спешу на важную встречу.

Торговец поклонился и подвинул в сторону Эндрила стеклянную рюмку, широкую снизу и сверху, но узкую по середине. Принц слышал, что такие в ходу на юге, однако не знал, что именно из них принято пить.

— Сладости пусть останутся детям, к коим вас, милорд, никак не отнести, — промурлыкал он. — Предлагать же алкоголь перед соглашением — признак обмана и манипуляций. Я никогда не позволил бы себе такой дерзости. Мой товар — есть магия в чистом виде. И именно её частичку я хотел бы, чтобы вы попробовали.

Эндрил, удовлетворённый ответом, поднял рюмку, взяв её за широкую часть сверху. Она была столь маленькой, что держать её приходилось двумя пальцами. А от жидкости — прозрачной и бесцветной — к крыше шатра тянулся едва заметный пар.

Эндрил с опаской поднёс рюмку ко рту, но торговец тут же яростно замахал волосатыми руками.

— Обождите, милорд! Сейчас это лишь шкатулка. Её нужно открыть, чтобы получить подарок! Прошу вас, обождите! Вы увидите, когда настанет пора!

Эндрил вдруг заметил, что жидкость, бывшая бесцветной ещё секунду назад, стала теперь голубой. А затем — прямо на глазах юноши — приняла тёмно-синий окрас.

— Море, — восторженно выдохнул торговец. — Не каждому выпадает эта стихия. Это говорит о вашем величии. О свершениях, которые ждут впереди. О свободе, которой горит ваш дух. И, без сомнения, о силе, которая у вас внутри. Силе, сравниться с которой может лишь сама бездна.

Эндрил не мог отвести глаз от напитка. Синий цвет пульсировал в рюмке, будто всполохи костра. Оттенки сплетались, переливаясь зелёным, синим, чёрным. Густые снизу и почти прозрачные возле пальцев юноши. И принцу показалось, что он вдруг увидел отражение своего взгляда. Или... частичку своей души.

— Почти пора, — прошептал торговец одними губами, но Эндрил услышал даже в шуме