Но этот человек, несмотря на свое ничем не примечательное воспитание, знает прежде всего одно:

Он знает, как сражаться.

Ему тридцать два года. Он не готов умереть. Его тело было безжалостно ранено в результате сильного удара корабля. И все же он плывет к берегу, его мышцы напрягаются под напором прибоя. Он вытаскивает себя на берег.

Когда, едва придя в себя, он поднимает голову, чтобы взглянуть на открывшееся перед ним зрелище — силуэт города, подобного которому он никогда не видел, все изгибы слоновой кости и лунный холодный свет, — ему кажется, что он никогда не видел ничего столь прекрасного.

В ту ночь он был очень близок к смерти.

Боги любят приписывать себе заслуги судьбы. Это судьба спасает его? Или это переменчивая рука удачи, бросающая кости в нужную сторону? Если это дело рук богов, то сегодня они смеются над собой.

Он ползет так далеко, как только может, дюйм за дюймом, песок под его руками превращается в камень, а затем в почву. Он чувствует, как смерть преследует его, чувствует, как она бурлит в каждом его кровавом вздохе. Когда-то этот человек считал себя храбрым. Но ни один смертный не может быть храбрым перед лицом безвременной смерти.

Смерть забрала бы его, если бы судьба или удача не спасли его — или не прокляли.

Король случайно натыкается на него в самый подходящий момент.

У этого короля была привычка собирать души, а душа молодого человека как раз из тех, что ему нравятся. Он переворачивает полубессознательного человека, оценивая его избитое, но хорошо сформированное лицо. Затем он опускается рядом с ним на колени и задает ему вопрос, который тот будет повторять всю оставшуюся бесконечную жизнь:

— Хочешь ли ты жить?

Что за глупый вопрос, думает человек.

Конечно, он хочет жить. Он молод. Дома его ждет семья. У него впереди десятилетия.

Ни один смертный не храбрится перед лицом безвременной смерти.

Ответ мужчины — как мольба:

— Да. Пожалуйста. Да. Помогите мне.

Позже он будет ненавидеть себя за это — за то, что так жалко умолял о собственном проклятии.

Король улыбается и опускает свой рот к горлу умирающего.

Глава

8

Райн

Я возненавидел Септимуса с первой нашей встречи.

Я точно знал, кто он такой, и даже если бы я не знал его репутацию, его внешность, которая во всех отношениях кричала о недостойном доверия Кроворожденном члене королевской семьи — быстро бы выдала его.

Когда он подошел ко мне во время Кеджари, я не хотел иметь с ним ничего общего. Но он был как вирус или неприятный запах. Этот ублюдок все время возвращался.

Поначалу все было достаточно непринужденно. В дни, предшествовавшие Кеджари, он слишком долго задерживался, где бы мы с Мише ни находились. Поначалу я думал, что он поступает так же, как большинство дворян Кроворожденных во время турнира: пользуется тем, что им разрешено общаться с другими представителями Домов и прикидывает где можно оказать свое влияние.

Отмахнуться от этого достаточно легко.

Но потом, может быть, в третий или четвертый раз, когда он загнал меня в угол, я начал подозревать. И я уже решил, что он мне не нравится, когда он отозвал меня в сторону и сказал: «Я знаю, кто ты».

Этого было достаточно, чтобы напугать меня. Я разорвал свой собственный круг общения, пытаясь выяснить, откуда он знает, и до сих пор не знаю, как он узнал. Но именно тогда началось давление.

Ты не сможешь сделать это в одиночку. Ришанцы недостаточно сильны. Неважно, выиграешь ли ты.

Тебе понадобится помощь.

Позволь мне помочь тебе. Давай поможем друг другу.

Я сказал ему, чтобы он катился к черту. Я никогда не думал соглашаться на его сделку. Я уже давно понял, как опасно, когда кто-то предлагает тебе все, что ты когда-либо хотел.

Но потом он заметил Орайю.

И я до сих пор помню тот самый момент, когда я понял, что он осознает, что может использовать ее против меня: тот случай на балу Третьей четверти луны, когда он назвал ее по имени Нессанин.

Я отказывал ему до самого конца. До тех пор, пока он не бросил к моим ногам жизнь Орайи. И тогда я сломался.

Пережив определенные вещи, вы знаете, как распознать человека, находящегося в отчаянии. Я знал, Септимус был в отчаянии, причем в опасном смысле, который он очень хорошо умел скрывать от посторонних глаз. Он готов на все, чтобы получить то, что хочет, и что меня пугало — я все еще не был до конца уверен, чего он хочет.

Отчаяние привело к ужасной сделке.

Эта мысль не давала мне покоя, когда я вместе с ним и Вейлом сидел в своем кабинете и слушал, как Септимус очень спокойно рассказывает нам о том, что он все-таки не может послать войска Кроворожденных в Мисраду.

Вейл был недоволен. Он не пытался скрыть, насколько именно он недоволен.

— Это неприемлемо, — сказал он.

Чертово лицо Септимуса растянулось в глупой чертовой ухмылке.

— Я понимаю, почему ты так считаешь, — сказал он, — но природа вопроса такова, какова она есть. К сожалению, я не могу изменить время и пространство. Дездемона подтверждала это много раз. Мы просто не успеем перебросить туда силы. Нам придется сделать этот шаг позже.

— Итак, давай проясним, что я понял. — Вейл наклонился через стол. — Теперь нам придется перенести операцию, которую мы планировали несколько недель, из-за плохой предусмотрительности твоих дерьмовых генералов? И вы предупреждаете об этом за день до операции?

Ухмылка Септимуса исчезла. Я заметил, что он с радостью принимает любые оскорбления, которые ты хочешь бросить в его сторону, но ему очень не нравится, когда ты неуважительно относишься к тем, кто работает под его началом.

Он выпустил дым через ноздри.

— Мои дерьмовые генералы делают большую часть работы по подавлению этого вашего маленького восстания. Возможно, если бы ваши собственные силы были готовы сражаться за вас, с этим можно было бы справиться быстрее.

Вейл выглядел так, словно был близок ударить его. Вопреки своим инстинктам, я бросил на него предупреждающий взгляд. Вейл на мгновение задержал взгляд — он боролся с этим, потому что даже после последних недель он все еще не был готов признать меня своим начальником, — а затем покачал головой и откинулся в кресле.

— Вот чего мне не хватало в этой работе, — пробормотал он, словно не мог удержаться. — Работы с некомпетентностью.