Личиком ангельским — в Лену.

На сцену выбросили мешки, в колонках зазвенели монеты. Судя по всему, к спине главного героя приделали насос. С каждой строчкой стихотворения его костюм раздувался.

— Валя становится смел и пузат!

Валя теперь — кандидат, депутат!

На заднем фоне промаршировала молодежь с плакатами «За Валю!».

— Но в декларации только нули —

Все единицы куда-то ушли.

В браке успешней супруга!

Все сбережения, слитки, кули,

Бизнесы, евро, полотна Дали —

Ленина чисто заслуга.

На сцену снова выбежала блондинка, увешанная с ног до головы украшениями. Она что-то раздраженно закричала мужу. К надутому Вале сразу подбежали голые снежинки, их стали хлопать по задницам такие же, как Валя, мужики, одетые в пиджаки и обмотанные вокруг талии банными полотенцами. Снежинки визжали и кружились вокруг мужиков, похихикивая.

— Лена наглеет, хуеет (пардон!),

Хочет свой джет, хочет виллу в Бордо

И чтобы Валя был верен,

Как пожилой сивый мерин.

Из колонок раздался крик осла.

— Лена чиновника достает —

Валин юрист подает на развод.

Лена кричит в телефоны:

«Мразь, не отдам миллионы!»

Молодежь промаршировала в обратном направлении, теперь уже с плакатами «От Вали!».

— На Лене три фирмы, акции, дом!

И это добро не отсудишь судом!

Валя хватается за голову. Снежинки убегают за сцену, мужики, махнув на Валю вениками, уходят вразвалочку следом. Они что-то активно обсуждают. Вместо них к Вале подходит хряк в платиновом костюме. Он пихает Валю в затылок. Валя поднимает голову, подскакивает и услужливо предлагает ему сесть, непрестанно кланяясь. Хряк падает на кресло и произносит зычным голосом:

— Валюша, ну что ты как в детстве!

Два выстрела — яма — наследство.

Хряк щелкает пальцами. Из темноты на сцену выходит человек в балахоне. В руках у него пистолет с глушителем.

Валя мнется. Хряк в платиновом костюме цокает и недовольно качает головой. Валя вздыхает и подтаскивает к человеку в балахоне один из валяющихся на сцене мешков с золотом. Человек передергивает затвор пистолета. Свет на минуту гаснет.

«А мои похитители оригиналы!» — подумал Антон в полной темноте.

Загорелись софиты. В полумраке стояла Лена в ночной рубашке с бокалом вина. Она приблизилась к бутафорской кровати и поставила бокал на тумбочку. В этот момент сзади нее возник человек в черном. Человек кашлянул, после чего Лена испуганно обернулась и застыла.

— Попутала берег родная жена,

И вроде судьба ее решена,

Но жизнь — режиссер, мы массовка.

Иная у пьесы концовка.

Человек в балахоне развернулся, направил пистолет в сторону первого ряда и нажал на курок. Раздался шлепок, голова сидевшего перед Антоном мужчины дернулась. В лицо прилетела какая-то жижа.

Женщины рядом завизжали. Валентиныч схватил Антона за руку. В этот момент по пищеводу Антона рванула ядовитая волна, он наклонился и сблевал на пол. В ушах запищало.

Люди вокруг вскочили и побежали. Софиты погасли.

— Идем отсюда.

Из головы мужчины что-то с хлюпаньем шлепнулось вниз. Антона тут же вырвало еще раз. Его подхватили под руки и потащили в сторону. Антон невпопад перебирал ногами. Раскроенная голова мужчины застыла у него перед глазами, она пульсировала и заливала все вокруг кровью. Кровь эта топила и ковровые дорожки, и туфли с красными подошвами, и лакированные ботинки пришедших на спектакль господ. Мир вокруг свистел и темнел, зал сменился коридором, но красный цвет тянулся за Антоном, становился темнее, насыщеннее, настойчивее — пока, наконец, не заполнил собой все окружающее пространство.

Умер — наблюдай

В детстве Антон часто смотрел по телевизору американские боевики. Фильмы научили его простому правилу: если открываешь глаза и видишь перед собой незнакомую обстановку, то либо ты очнулся в больнице, либо тебя похитили злодеи. В любом случае в кадре должны появиться люди, нагнуться, посмотреть тебе в лицо и объяснить происходящее. Прямо сейчас.

Или немного позже, через минуту.

По внешнему виду злодея Антон надеялся определить, в какую ситуацию он угодил. Если над ним нависнет человек в белом халате, то Антон явно в больнице. Возможно, в подпольной — тогда ему вырежут органы или пустят на опыты. Если же Антон увидит перед собой расстегнутый ворот кожанки и увесистую цепку, то его ждет развязка прозаичнее: утюг, паяльник, перепись квартиры на подставных лиц. Потом в него вольют бутылку водки и бросят в ледяную воду. Палец с перстнем укажет на другой берег: «Плыви». И он не доплывет.

Оба сценария не сулили ничего хорошего, но жизнь в очередной раз распорядилась по-своему. Антон очнулся на диване в гримерке, где его держали до начала спектакля. Никаких злодеев не было и в помине. Судя по отражению в зеркале, его вчера отмыли — на лице и груди не осталось следов крови. На спинке стула аккуратно висела чистая одежда.

Увы, смартфона в кармане джинсов не оказалось — только бумажник и завалившиеся за подкладку ключи от квартиры. Не было его ни на трюмо, ни на подоконнике. В ящиках валялись старые газеты, какие-то чеки, абсолютно незначительная мелочь. Наконец, среди этого хлама нашелся швейцарский нож. Судя по истертой и погнутой открывашке, им частенько откупоривали алкоголь. Антон пораскладывал нож и обнаружил плоскую отвертку, после чего сжал его в кулаке и сквозь зубы выдавил: «Yes!» Шансы выбраться из плена стремительно росли.

Отвертка немного болталась в пазу оконной ручки, так что пришлось поставить ее по диагонали, от угла к углу. С пятого раза замок подчинился, створка окна с грохотом оторвалась от проема, застарелая краска кусками повисла на раме. Антон выглянул наружу.

Первые этажи в Коммунаре-на-Волге обычно закрывали решетками — и театр не стал исключением. Антон побаивался высоты и не смог бы выпрыгнуть со второго этажа, но жажда свободы пересилила страх, он перемахнул через подоконник и повис, держась за раму руками. Ноги дотянулись до верхнего ряда решетки, Антон смог просунуть стопы в отверстия. Его качнуло, сердце метнулось к горлу, но он все же поймал равновесие.

В идеале ему бы нагнуться, схватиться за решетку руками и сползти по ней, как по лестнице, но было страшно не удержаться и