В конце 1909 года для Анжелики тоже настало время вернуться на свою вторую родину, в Италию. У нее нет там постоянного жилья; она останавливается в Милане, несколько ночей в месяц проводит в небольшом пансионе, ведь она в постоянных разъездах. У нее встречи в Германии, Австрии и Швейцарии, но основная ее деятельность – агитация в деревнях и на заводах Италии. Куда бы она ни приехала, всегда находится какая-нибудь крестьянская или рабочая семья, у которой она может переночевать, или гостиница, принадлежащая социалистам, где ее бесплатно кормят. Но чаще всего она ездит в Романью. Здесь самое развитое социалистическое движение в Италии. А еще здесь снова живет ее молодой товарищ, избранный секретарем социалистической федерации в Форли.

1909 год – очень напряженный для итальянской политики. Власть в ИСП крепко держат в своих руках реформисты, в марте они победили на выборах, выдвинув новаторскую программу: всеобщее избирательное право, отмена пошлины на зерно, компенсация депутатам, никаких увеличений военных расходов, начальная школа для всех, новое трудовое законодательство и законы для кооперативов. Скоро начнется ливийская война. Требование милитаризации в Италии исходит от священного союза либералов, от националистов и католической группы, управляющей Римским Банком, главным кредитным учреждением, неизменным участником скандалов и судебных расследований, протянувшим свои лапы в средиземноморский бассейн, в частности в Триполитанию и Киренаику. Между 1910 и 1911 годом правительство поочередно возглавляют Соннино и Луццати, а в результате правительственного кризиса снова возвращается Джолитти[93] со своим «империализмом бедняков». В газете Avanti! профессор Энрико Ферри, ставший главным редактором социалистического издания, ведет антимилитаристскую кампанию и публикует обращение к правительству о высоких ценах на морские поставки. Но социалисты не отличаются особой активностью, реформистское руководство ИСП не способно привлечь широкие массы.

Кому-то это удается лучше. Социалисты города Терни организуют демонстрацию: сталелитейный завод не должен работать на войну. На этой демонстрации Муссолини вновь встречается с Анжеликой впервые после ее возвращения в Италию. С ней вместе пришел немецкий товарищ немного не от мира сего. Это уличный художник, который зарабатывает на жизнь, рисуя карандашные портреты. На них обращают внимание в городе. Когда она поднимается на трибуну и начинает говорить, участники демонстрации завороженно ее слушают. Ее сильный голос разносится над площадью. Она обрушивается на алчную буржуазию и коррумпированные королевские дворы Европы, которые хотят наложить «свои руки, запачканные в крови» на жителей Африки.

В конце митинга Бенито рассказывает Анжелике о проблемах, существующих в Романье, говорит о жестоком столкновении красных и желтых (социалистов и республиканцев), о борьбе батраков за использование молотилок. Несколько недель спустя он пишет ей: «Дорогая, ты нужна нам здесь. Нам нужно организовать митинг, который должен иметь огромный успех и широкие отклики. Он должен быть бомбой, которая потрясет все население и вдохновит людей на первомайскую демонстрацию. Только ты сможешь внушить такой энтузиазм. Ты должна приехать. Пожалуйста, не отказывайся»[94].

Анжелику не надо упрашивать. Она садится в поезд: она не может отказать своему Бениточке. На небольшой станции незадолго до приезда в Форли в ее купе входит Муссолини и объясняет, что ситуация осложнилась: он боится кровопролития, поскольку префект намеревается объявить осадное положение. Может быть, стоит отменить демонстрацию? Но Балабанова, специально приехавшая из Милана, не согласна, она все равно желает выступать. Другие товарищи с ней согласны.

Муссолини мне возражал: хорошо, но что я буду делать завтра, когда тебя здесь не будет? Первое мая… осадное положение…[95]

Напряжение растет с каждым часом. Группа молодых людей на велосипедах ездит по городу и проверяет передвижение «желтых». Республиканцы, сторонники Пьетро Ненни[96], хотят запретить Балабановой говорить. Но она поднимается на небольшую трибуну на площади недалеко от Форли и обращается с речью к рабочим и крестьянам, прибывшим из окрестностей. «Желтые» пытаются помешать митингу: в ста метрах от площади они играют в бочче, кричат, стараясь перекрыть голос Анжелики. По городу проходит слух, что на улицах начались стычки и пролилась кровь. Муссолини испуган. «Надо уходить», – говорит он соратнице. Нет, «надо показать пример хладнокровия». Анжелика просит товарищей, собравшихся на площади, сохранять спокойствие, не вестись на провокации, не доставать из курток ножи и пистолеты, которых немало. Ей удается закончить речь, организаторы митинга провожают ее на вокзал, а между тем карабинеры предупреждают Муссолини, что республиканцы готовят покушение по пути следования. Их надо сопровождать: Анжелика и Бенито впрыгивают в коляску, запряженную лошадьми. «Спрячьтесь, не высовывайтесь», – говорит им карабинер. Муссолини «очень испуган, бледен и трясется»[97]. Когда они подъезжают к станции, кажется, что все позади, но вдруг где-то около города Виллафранка раздаются выстрелы. Пуля легко ранит одного из карабинеров, сопровождающих беглецов. Похоже, стрелял Пьетро Ненни. Муссолини съеживается от страха, он не хочет возвращаться домой и просит Анжелику не уезжать, он боится за свою жизнь, страшится завтрашнего дня. Она не может остаться: ей надо быть на празднике Первомая где-то в Тоскане. Бенито успокаивается, только когда приезжает велосипедист с вестью о том, что префект запретил первомайскую демонстрацию.

Только позже Анжелика поймет, почему Муссолини позвал в Форли именно ее. Это была уловка: если бы были убитые, виноватым в этом был бы агитатор, приехавший из Милана.

Если бы партия стала критиковать позицию руководства в этой местности, то Муссолини легко было бы спихнуть вину на мои плечи[98].

В Форли, где Муссолини был секретарем социалистической федерации, маленькая пылкая Балабанова пришлась как нельзя кстати. Таверна товарища Гульельмо Монти, на улице Пизакане, служит пристанищем революционеров-социалистов. Однажды вечером, за бокалом вина в сигаретном дыму встал вопрос о том, где можно достать денег для газеты Lotta di classe («Классовая борьба»). Неожиданно Анжелика вскочила с места, распустила прекрасные пепельные волосы и сказала, что может продать их болонскому театру. Это будет ее вкладом в газету эмильянских революционеров, редактором которой будет Бенито. Монти возражает: он сам найдет средства для газеты.

На партийном собрании по обсуждению кандидатуры того, кому можно доверить руководить газетой Lotta di classe, присутствуют делегаты из провинции Форли. Сразу называют имя Бенито, сына Алессандро Муссолини: это гарантия для левых максималистов, но многие выражают сомнение. Бенито берет слово.

– Товарищи! Не будем терять время. Решайтесь. У нас есть более серьезные вопросы, которые надо решить. Нам нужна газета, черт побери! И редактор. Хотите, чтобы это был я?

Товарищи. Да! Да!

– Ну, я не нуждаюсь в представлении. Вы знаете, кто я такой. Черт побери! Я романьолец. Да, романьолец, как вы все. (Аплодисменты). Вы ведь знаете,