А рожденный в конце девятнадцатого века граф Людовик де Шамборен пошел в литературу. Бульварные романы расходились средненько, но давали приработок. Набив руку, глава рода де Шамборенов решил стать политическим журналистом, крайне правым. Как раз случилась Первая мировая. Страна нуждалась в статьях, подогревающих патриотизм и ругающих всех: бошей, австрияков, дрейфусаров, парижских бездельников, русских, англичан, социалистов… К тому же, как и положено провинциальному аристократу, граф был воинствующим католиком. Младшие сыновья в роду шли в священники: хотя последний епископ рода отметился в семнадцатом веке, да и тот не потрафил Мазарини, надежда на их появление все-таки оставалась. Войну графу Шамборену удалось пережить сравнительно комфортно, в качестве военного корреспондента. Он получил орден Почетного легиона — несколько раз был под обстрелами, а как-то раз даже увидел белое облако, медленно ползущее по ветру от немецких окопов. Впрочем, с большого расстояния оно казалось сказочным зверьком.

После войны дела тоже шли неплохо. Граф издавал газету, растил троих сыновей, они были умными и подавали надежды. На патриотические статьи был большой спрос. Франция считала себя победительницей, солью земли. В Париже вокруг магазина «Шекспир и компания» собирались подозрительные американцы, а на востоке вставало опасное красное зарево.

Водители парижских такси с некоторых пор поражали офицерской выправкой, странным акцентом, закрученными усиками и тем, что им совершенно невозможно было предложить чаевые и не обидеть.

Чтобы полковники не становились таксистами, и писал граф Шамборен свои статьи, тем более в проклятой, побежденной, но не до конца вытоптанной Германии всходила новая отрадная идея, которая обещала раз и навсегда покончить с химерой коммунизма.

Наблюдая в кинохронике шествие штурмовиков, граф радовался, как из простых лавочников удается создать силу. Может, она навсегда вытолкает из редакций газет и банков жалких барашков в пенсне, которым в последнее время приходилось отдавать треть гонораров. Граф Людовик всерьез задумывался о том, чтобы целиком и полностью присоединиться к «Аксьон Франсез». А жизнь в Париже все дорожала и дорожала, и обучение сыновей становилось непосильным.

Тут сюрприз отцу преподнес старший сын, восемнадцатилетний Анри, который блестяще окончил иезуитский лицей и поступил в «Эколь-политехник». Он представил отцу свою девушку — высокую, тоненькую красавицу с парижским выговором и аристократическими чертами лица. Небогата, правда, но браков с отпрысками банкиров граф вовсе не одобрял.

После короткого расспроса выяснилось, что красавицу зовут Кристиной, фамилия у нее — Собаньская, и француженка она, несмотря на выговор, только на четверть, по бабушке, у которой давно осиротевшая девушка и живет последние лет десять, а на остальные три четверти — полька. Впрочем, по аристократической части всё было более чем удовлетворительно, поскольку графы Собаньские, магнаты, близкие к престолу польских королей, знатностью существенно превосходили незаконных потомков Франциска.

Проблема была в другом. Выяснилось, что Анри познакомился с Кристиной в марксистском кружке. В тридцатые годы многие европейские интеллектуалы разделяли левые идеи. Граф попробовал дискутировать, воззвал к авторитету младших сыновей, один из которых уже пописывал статьи в папину газету, а другой получал высшие баллы у иезуитов и собирался стать светилом католической церкви. Но попытки оказались напрасными.

Анри недоучился в «Эколь-политехник», потому что в деньгах папа отказал, а совмещать учебу и работу на заводе было крайне некомфортно, и покинул Париж вместе с женой. Чуть позже они объявились в Советском Союзе. Как-то так вышло, что мечты об окончании технического вуза и помощи молодой Стране Советов строить промышленность очень быстро рассосались. Молодые коммунисты, владевшие несколькими языками, да еще и со связями в высших кругах, оказались вначале в Коминтерне, а потом были подобраны в РККА, возглавляемой знаменитым Артузовым[11].

Анри вел теологические беседы с Теодором Малли[12], находил общих родственников с Отто Штейнбрюком[13]и готовился к своим первым заданиям. Кристина работала переводчицей в польском отделе.

Сына они назвали в честь Маркса — Карлом. Через знакомых нелегалов Анри послал отцу открытку, в которой сообщил, как зовут внука.

Спустя полгода через конспиративные же круги пришла ответная открытка от отца — с благословением и надеждой, что Анри наконец возьмется за ум, раз назвал сына «в честь нашего обожаемого монарха». В семье были поклонники Карла Х, последнего Бурбона, и такое имя показалось главе семьи первым шагом к исправлению.

Анри стал Андреем Людвиговичем и меняться вовсе не собирался: служил в Разведупре, посещал европейские страны, изображал из себя прожигателя жизни, принимал участие в деятельности знаменитой французской фирмы «Офисье Женераль дель Эр», которая снабжала республиканское правительство Испании военными самолетами, помогал эвакуации последних отрядов из Барселоны и в тридцать восьмом году был отозван в Москву для консультаций.

К сожалению, они продолжались недолго. Уже на второй день работы в здании бывшего страхового общества «Россия»[14]Андрея Людвиговича пригласили зайти в соседнее крыло, где сначала очень вежливо попросили проинформировать о своих связях с врагами народа Артузовым и Кариным[15], а затем предъявили обвинение. Ежов сменился на Берию. Поэтому приговор был сравнительно мягким. Жизнь Андрею оставили, но ближайшие десять лет ему предстояло провести в климате суровом и холодном.

Узнав об этом, Кристина проявила чудеса смекалки. Она все еще оставалась офицером польского отдела, но формально числилась в отпуске по уходу за ребенком. Прервав отпуск досрочно, она попросилась на нелегальную работу, а ребенка отправила в детский дом. Специальный детдом НКВД, по тем временам элитный. Это был дом для детей разведчиков, а не репрессированных, а мать юного Карла как раз была советской разведчицей. В следующий раз Карл увидел маму только взрослым. Для пущей безопасности она настояла, чтобы ребенку сменили фамилию. Так Карл, виконт де Шамборен и граф Собаньский, стал Карлом Собакиным.