Где обои бегут катренами,

А окно — это дверь в Неизвестное,

Я общаюсь во сне со Вселенными,

Забывая земное и тесное.

Ты — причина моя к возвращению

По утрам с роковой неизбежностью,

Я люблю тебя! Ты — заземление

Безгранично-желанной мной нежностью!

Ты прости мне те сны, что — изменами,

И сравнение столь неуместное —

Здесь обои бегут катренами,

А окно — это дверь в Неизвестное.

* * *

Я приехала на работу в понедельник. Открыла почту. Мне пришло несколько писем от тех, кто присутствовал тогда на «Волшебном вечере». Они говорили, что я читала совсем потрясающе, намного сильнее, чем до этого, что они долго не могли заснуть в ту ночь и впали в глубокие раздумья. А один из присутствующих даже написал заклинание о том, как я читаю заклинания.

Но мне было уже не до заклинаний. Мне хотелось рассказать свой сон двум знакомым женщинам на работе, что я и сделала.

— Сегодня вечером ты идёшь к Р.А.М… — приказным тоном произнесла одна из них.

— Нет! — возразила я. — Сегодня вечером я приглашена читать заклинания.

— Нет, сегодня вечером ты не будешь читать заклинания. Тебе обязательно надо попасть к Р.А.М. Она бывает в нашем городе лишь два раза в год и проводит семинары в течение недели. Я только вчера узнала, что она сейчас здесь. Ты пойдёшь к ней. Вы обязательно должны встретиться.

Р.А.М. сидела в центре огромного зала, рассказывая о себе и о потрясающих возможностях каждого человека. Я смотрела на неё и видела, как на большое расстояние от всего контура её земного тела исходит ослепительное сияние. Такое сильное, как у неё, я видела впервые. И мне даже показалось, что это — не сияние, а самый настоящий Огонь.

Мы занимались неделю. В рабочие дни — вечером по пять часов, а субботу и воскресенье — полностью с утра до вечера. Она много рассказывала, объясняла, учила, а потом мы делали разные упражнения из йоги, работали с образами по Эриксоновскому гипнозу. Но самое главное, и что мне больше всего нравилось в занятиях, — медитации под музыку, совмещённую с мантрами, записанными в ходе её экспедиции в Тибет. В первый день Р.А.М. не говорила никому о том, что может произойти во время медитаций, и не давала никаких установок, лишь попросила всех отключить мобильные телефоны.

Нас было девяносто восемь человек, хотя, как мне сказали, обычно бывает намного больше. Во время медитации она молчала. Звучали только музыка и мантры.

* * *

Я закрыла глаза. Через какое-то время перестала ощущать своё тело. И вдруг я оказалась в одном очень живописном месте высоко в горах на небольшой поляне с журчащим ручейком. Справа — горы, обычные горы, такие, какими я видела их в Тибете, когда была там несколько лет назад. Слева — пропасть, за ней — горы, но иные, я не видела тогда таких гор. Это был какой-то ДРУГОЙ Тибет, которого я ещё не знала. Где-то вдалеке на самой верхушке горы одиноко возвышался маленький монастырь. Я знала, что должна дойти до него.

Внезапно я почувствовала, что сейчас увижу маму. И воздух стал приобретать расплывчатые контуры. Я знала, что мама — уже давно очень-очень далеко, и ей трудно сейчас приобрести тот земной образ, который навсегда останется в моей памяти. Но я всё равно узнала бы её из тысячи других туманных очертаний. Я подошла к ней. Будучи почти такой же прозрачной, как она, я знала, что обняться по-земному у нас не получится и говорить словами — тоже. При этом я прекрасно понимала, что моё физическое тело сейчас находится в зале, и когда я перемещала Сознание в него, то смотрела на Я — Там, в Горах» как бы со стороны, а когда мгновенно мысленно перемещалась в ТО тело, то могла смотреть из ТОГО тела на Я — Здесь, в Зале». Это была такая игра в мгновенные перемещения, и, не скрою, она мне нравилась.

Я очень обрадовалась встрече с мамой. Мы гуляли с ней по этим горным местам, где есть ДВЕРЬ, где существуют обычные и ИНЫЕ горы одновременно. Мы общались с ней молча, и я даже не формулировала своих фраз мысленно, потому что остались только чувства, и всё остальное — излишне.

Она провела меня к Монастырю на Горе, хотя мне казалось, что дороги туда нет. Там жили монахи и горел какой-то огонь. Хотя, возможно, я приняла за него огромный чан с благовониями, от которых исходила туманная дымка, похожая на то, чем являлись мы с мамой на тот момент. Монахи живые. Они имели настоящие земные тела. И мне показалось это забавным: мы с мамой — туманные, почти прозрачные, а они — плотные, в настоящей одежде. Странно, что монахи не обращали на нас особого внимания, хотя видели, что мы пришли. Они лишь мельком окинули нас взглядом и вернулись к своим обычным делам.

Через некоторое время монахи принялись ходить вокруг благовоний или огня, от которого шёл дым, и у которого мы сидели с мамой. Монахи стали танцевать, одновременно распевая мантры и ударяя в какие-то музыкальные инструменты, похожие на бубны. Мама позвала меня танцевать с ними. Это было странное чувство радости и абсолютного умиротворения — танцы с монахами и мамой. Монахи смотрели на меня, как будто моё появление у них в этом маленьком Монастыре высоко в горах у самой пропасти — совершенно обычное явление.

Потом мама позвала меня к пропасти, хотя, я бы сказала, это была самая настоящая бездна. В этой жизни на земле я поднималась в горы намного выше 5 ООО метров, но то, что открылось моему взору, оказалось совершенно иным, как будто мы находились на высоте в сотни тысяч километров над уровнем моря. Неописуемо красиво и одновременно величественно. Мы стояли на самой-самой высокой горе МИРА, и мне вдруг показалось, что это — самая-самая высокая гора ИНОГО МИРА. Дна у пропасти, окружённой со всех сторон необычными горами, не видно. Горы чёрные, вытянутые. Я даже подумала, что это — не горы, а, возможно, Души монахов. Я знала, что земля — где-то очень-очень далеко отсюда. Так далеко, что до неё невозможно дойти, а нужно лететь и достаточно долго. Небо огненно-красное. Я никогда не видела такого неба. Сначала я думала, что это — закат солнца. Но мама показала мне, что земное солнце расположено низко-низко, у самого дна пропасти. Здесь было Небо, которого обычные люди даже не видят. И подниматься выше уже некуда, потому что это — самое-самое высокое Небо. Небо цвета Огня.

Тогда мама захотела, чтобы я прошлась над пропастью. Я подумала, что не смогу и упаду. Но мама как будто взяла меня за руку, хотя это — иллюзия, я просто почувствовала, что она поддерживает меня. И я сделала свой первый шаг. Но это, как оказалось, совсем не страшно и даже очень просто. Мы шли по Огненному Небу, как люди гуляют по осеннему парку. А потом я поняла, что маме пора уходить. И её контур медленно растворился на моих глазах в Небе. Она снова слилась с тем, что люди называют Богом. Звучала последняя мантра. И казалось, что всё это Огненное Небо вмещалось в один только звук — ОМ.