– А, да, еще холст! – вспомнила я внезапно. Не записала и сейчас бы ушла на урок без самого главного.

– Вам на картоне или на подрамнике? Какой размер? – тут же спросила продавщица. Я задумалась – точно помню, что Кузнецов говорил про цифру «40», но вторую, увы, забыла. «50» или «60»?..

Я заставила бедную девушку вытащить все холсты с предполагаемым размером, но при виде абсолютно одинаковых досок совсем стушевалась. В конце концов, остановила свой выбор на тонком прямоугольном белом холсте, который оказался самым дешевым, и наконец-то покинула магазин.

Вахтерша оказалась той же самой злобной теткой, что не хотела меня пропускать вчера. Похоже, я ей сильно не нравилась – она заявила, что сегодня курсов нет и я могу спокойно покинуть институт. Я нагло улыбнулась и сказала, что пришла на индивидуальный урок – если не верите, спросите преподавателя, и вахтерше не оставалось ничего иного, кроме как пропустить меня. Наверно, если б она владела пирокинезом, точно запустила бы в меня огненный шар. Довольная, что утерла нос вредной работнице, я прошествовала по коридору к уже знакомой мне лестнице.

– О, добрый день! – внезапно окликнул меня знакомый голос. Я обернулась – по лестнице поднималась Светлана, собственной персоной, очевидно, после обеда в столовой. Я сперва намеревалась подняться в «храм» – проверить, есть ли там кто, – и дальше действовать по обстоятельствам, но появление Куприяновой нарушило мои планы. Пришлось изобразить радость от неожиданной встречи, и я произнесла:

– Здравствуйте! Вы на пару идете?

– Да, у нас живопись, – кивнула головой Света. – Как раз в том кабинете, где вчера мы занимались на курсах. А вы к нам какими судьбами?

Странно, она что, не слышала, как я напросилась на индивидуальное обучение? Похоже, у женщины либо проблемы со слухом, либо когда она рисует, то полностью погружается в свою работу и не слышит и не видит ничего вокруг. Я остановилась на втором предположении, Светлана не производит вид больного человека.

– Я на дополнительный урок, – пояснила я. – У меня пока плохо с рисованием, вот хочу немного подучиться, чтоб на официальных курсах больше успеть.

– О, с вами Роман Александрович будет заниматься? – догадалась Света. – Тогда нам по пути, наверно, он посадит вас с нашей группой!

Что поделаешь, визит в «храм» опять откладывается, констатировала я про себя и зашагала вслед за женщиной.

Кузнецов уже находился в аудитории, где располагались другие студентки из Светланиной группы. Вместе со мной я насчитала семь учениц, ни одного парня на первом курсе не было. Ксюша и Марина, уже знакомые мне по столовой, заняли соседние мольберты, наверно, они дружили. Света поставила холст на мольберт сбоку от натюрморта с вороном – наверно, по программе она пишет одну постановку, а на курсах – другую. Остальные девушки оккупировали места вокруг натюрморта с фазаном, видимо, он понравился не только мне. За исключением Марины и Ксюши, которые изредка переговаривались между собой, остальные студентки друг с другом не общались, даже мольберты расставили поодаль, словно подчеркивая этим свою обособленность. В первый день, когда я посетила институт, у меня создалось впечатление, что Светлана поддерживает дружеские отношения со светловолосой Мариной и ее смуглой кареглазой подружкой Ксюшей, низенькой симпатичной девушкой, одетой в клетчатую юбку и зеленый пиджачок. Однако сейчас я поняла, что ошиблась – Светлана, по-видимому, просто составила им компанию в столовой, сев за общий столик. Женщина не проявляла ни к кому из учениц никакого интереса – все ее внимание было сосредоточено на красках, холсте и постановке с вороном. Среди всех студенток Света была самой старшей, и я сделала вывод, что остальные первокурсницы поступили в институт сразу после окончания школы. Я с интересом рассматривала будущих иконописцев: сперва думала, что люди, выбравшие такой факультет, должны одеваться как монашки – в платочки, длинные юбки и закрытые кофты. Но я ошибалась – к примеру, возьмем ту высокую блондинку с длинными волнистыми волосами. Вместо «бабушкиной» юбки – современные модные джинсы, обтягивающая ярко-розовая водолазка подчеркивает высокую грудь, на лице – декоративная косметика, да и волосы, могу поспорить, она каждый день укладывает если не в салоне, то самостоятельно дома. Ее соседка – тоже обычная девчонка, с рваной стрижкой по последней моде, другая девушка также ничем не отличается от «нормальных» подростков. Но все – старательные, вон как аккуратно выдавливают краски на палитры, никто не лазает в телефоне…

Роман Александрович, увидев меня, кивнул мне и махнул рукой в сторону постановки с вороном.

– Татьяна, продолжайте работать над вчерашним заданием. Вы принесли с собой художественные принадлежности?

– Да. – Я гордо кивнула на свой увесистый пакет.

Кузнецов подошел, оглядел содержимое, похвалил за тюбик с охрой светлой и ничего не сказал про умбру натуральную. К кистям придирался больше – лучше б я взяла потоньше для деталей и щетину вместо синтетики. Я объяснила, что нашла только такие, но если надо, отправлюсь на поиски другого магазина.

– Да нет, сойдут и эти, – милостиво разрешил преподаватель. – Уголь есть?

– Уголь? – удивилась я. – Но вы не говорили, я не купила…

– На холст рисунок переносится при помощи угля, а не карандаша, – пояснил учитель. – Уголь легче стирается, а если вы будете стирать карандаш, получится грязь. Опытные художники наносят набросок кистью, краской под названием глауконит. Когда будете выполнять рисунок на холсте, спросите у кого-нибудь из девушек уголь, если не найдете – рисуйте карандашом, но линии придется рисовать тонкие, едва заметные. Так, вы вчера вроде не успели сделать рисунок на бумаге?

Я отрицательно помотала головой.

– Пока холст не распаковывайте, – велел Кузнецов. – Сделайте пробный набросок на альбомном листе, потом посмотрим. Помните, сначала – плоскость стола, схематичные контуры предметов для составления композиции, после – построение предметов по осям и уточнение форм. Работайте.

Закончив свой инструктаж, Роман Александрович по очереди прошелся по работам остальных учениц. Краем глаза я наблюдала за реакцией девушек на его замечания. Все слушали молча, но по виду я заключила, что студентки, как одна, надеются на похвалу – едва ли не с замиранием сердца внимают словам преподавателя. Высокая блондинка – та вообще захлопала глазами, точно кукла Барби, то ли она таким образом пытается привлечь к себе внимание, то ли надеется, что под ее неземным очарованием преподаватель не устоит и не станет придираться к работе. Светлана по-прежнему взирала на Романа Александровича как на бога и каждый, даже малейший недочет своей живописи старалась тут же исправить. Да уж, в группе явно имеет место быть культ личности Кузнецова…

Закончив свой обход, преподаватель объявил, что выйдет на некоторое время проверить, как продвигаются дела у студентов другой группы, и покинул аудиторию. Несмотря на отсутствие учителя, в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь постукиваниями кисточек по баночкам с разбавителем и едва слышным шуршанием пакетов. Я тоже изобразила художественную деятельность: на листе нарисовала какое-то подобие кувшина, недолго думая, циркулем начертила окружность – вроде тарелка – и разделила ее на четыре части. На этом мой энтузиазм угас, и я скучающе уставилась на Светлану, наблюдая, как та тщательно промокает салфеткой испачканную кисть.