– Как знаешь, – хмыкнула Марина. – Ладно, давай писать, а то скоро Роман придет, а у нас с тобой конь не валялся…

Подружки-болтушки, как я их прозвала про себя, принялись за работу, и я с огорчением подумала, что больше не услышу ничего интересного. Ладно, попробуем привести сию информацию в упорядоченный вид. Для меня главное, что после живописи у первокурсников мастерство в «храме», а значит, мне нужно попытаться туда проникнуть. Кузнецов пользуется успехом у девиц – к нему подбивают клинья Ксюша, Катя, похоже, та блондинка в розовом, Света, как я предполагаю, и некая «монашка» Аня, которая постоянно околачивается в «храме». Насчет Марины – не знаю, из разговора непонятно, но, скорее всего, ее Роман Александрович как мужчина не интересует. Она дружит с Ксюшей и вроде не против, чтобы та выиграла в негласном соревновании между ученицами. Хотя кто знает – может, Марина умело скрывает свои истинные намерения? Подбадривает подружку, а потом – раз, и подложит ей свинью?..

Знаю я и то, что Светлана чаще других остается в «храме». Ей разрешено пропускать общеобразовательные предметы, и вместо них она спокойно отправляется в закрытую мастерскую. Как ни крути, а «храм» – наилучшее место для свиданий, может, Кузнецов умело прикрывается «монашкой» Аней, а сам развлекается со Светланой? Тогда каким образом осуществить сии действия в присутствии третьего лица, студентки третьего курса? Сомневаюсь, что Роман Александрович настолько наглый и бессовестный тип, чтобы в открытую флиртовать со Светой, когда в мастерской находится кто-то еще. Другое дело, если устройство «храма» предусматривает наличие какой-нибудь потайной комнаты, например, кладовки или просто помещения для индивидуальных занятий. Если это так, то все понятно – Кузнецов под каким-нибудь предлогом уединяется с Куприяновой, нагрузив Аню очередным заданием, и уже в этой маленькой комнате происходит все самое интересное…

Итак, делаем вывод: мне во что бы то ни стало нужно проникнуть в «храм» и хорошенько осмотреть мастерскую, установить везде «жучки» и скрытую камеру. План действий есть, остается только воплотить его в жизнь.

За размышлениями я даже не услышала, как в аудиторию вошел Роман Александрович. Он не спеша прошел возле мольбертов студенток, работающих над натюрмортом с фазаном, задержался возле каждой, что-то где-то подправил, что-то подрисовал, кому-то просто дал дальнейшие рекомендации. Я вовремя спохватилась и поспешно пририсовала к своему кувшину и тарелке кляксу, изображавшую ворона, внизу, вспомнив наставления Светы, начертила неровный овал – поспорьте, что это не виноград! Нагло по линейке начертила линию симметрии на кляксе-птице, потом взяла в руки ластик и сделала вид, что теперь исправляю не понравившиеся мне линии.

Кузнецов тем временем подошел ко мне и внимательно осмотрел мое творение. Постоял в задумчивости – наверно, размышляет, что делать с такой уникальной художницей вроде меня. Потом тихо изрек:

– Циркулем пользоваться не стоит – вы не орнамент рисуете, а предметы быта, в частности, тарелку. С вашего ракурса практически нет перспективного сокращения, а если бы вы сидели сбоку, то как тогда поступили бы?

– Но я же сижу здесь, – пожала я плечами. – А что не так? Тарелка-то ровная, не кривая!

– А как вы собираетесь рисовать на экзамене, если вам достанется натюрморт с шаром? – поинтересовался Кузнецов. – Вам разрешат пользоваться лишь карандашом и ластиком, никаких линеек и циркулей. Если сейчас вы тарелки рисуете не от руки, то что будет потом?

– Потом и подумаю, – не замедлила я вступить в словесную перепалку. Что поделаешь, такая я по натуре – не могу сидеть молча и не реагировать на замечания, пускай даже справедливые. В конце концов, я же плачу немалые деньги, за такую сумму преподаватель обязан возиться со мной и не отходить ни на шаг, а не критиковать за все подряд! – Про самостоятельную работу я уже слышала! – заявила я. – И вообще я пришла сюда маслом рисовать, а не чертить всякие тарелки от руки!

– Во-первых, маслом пишут, а не рисуют, – веско заметил Роман Александрович. – Во-вторых, никакая живопись не получится, если человек не освоит рисунок. Прежде чем брать краски, во всех академиях учеников заставляли нарисовать тысячи гипсовых слепков, огромное количество кувшинов, кубов, шаров… И только потом, когда человек освоит графику, ему позволяли делать упражнения на подбор цвета. Я же вас не мучаю ни заданиями на штриховку, ни линейными упражнениями. Единственное, что от вас требуется, – нарисовать форэскиз на бумаге, это не такое сложное задание!

– Я и нарисовала. – Я ткнула карандашом в свой лист. – Все как вы говорили, вот линии симметрии, что вам не нравится?

– Вы учиться пришли или препираться? – потерял терпение Кузнецов.

Краем глаза я заметила, что Ксюша с Мариной опустили кисточки и с интересом наблюдают за нашими пререканиями. Поди, гадают, как их обожаемый Роман поставит на место вредную ученицу.

– Так вы меня особо не учите, – не осталась в долгу я. – Уходите посреди занятия, возвращаетесь и говорите, что все не так! Можно было бы и подправить, что не нравится. Я вам не Ван Гог, чтоб сразу картины рисовать!

– Ван Гог сразу и не рисовал, – возразил Роман Александрович. – Он, кстати сказать, считал, что важнее живописи – рисунок! Посмотрите на его графические работы – он даже пейзажи изображал при помощи угля или пера, и могу вас заверить, они ничуть не уступали по мастерству живописным этюдам!

– Так что, в конце концов, не так? – вскинулась я. – Кроме тарелки циркулем?

– Да хотя бы чучело птицы! – возмутился Кузнецов. – Вот это – на что, по-вашему, похоже? – Он ткнул пальцем в мою кляксу.

– На ворона, конечно! – заявила я. – Не на кувшин же! С моего ракурса он так выглядит!

– Ох, ну что с вами делать… – покачал головой Роман Александрович, видимо, смирившийся с моим столь нестандартным видением. – Встаньте, дайте я сяду на ваше место…

Я уступила преподавателю свой табурет, сама же устроилась на соседнем – не собираюсь стоять, пока Кузнецов будет исправлять мой эскиз. Роман Александрович ничего не сказал, взял ластик и быстро стер мои каракули.

– Вот ось симметрии. – Он провел ровную линию на том месте, где раньше был мой рисунок. – Вот изображаем контуры птицы, пока на глаз. Затем делим ее на простые геометрические формы – круг, прямоугольник, овал. Это понятно? – не дожидаясь ответа, он продолжил: – Теперь уточняем форму, прорисовываем голову, туловище, шею… Ведь ничего сложного, правда? Перья, глаз и клюв с лапками не трогаем, это детали. Неужели так трудно?

На сей раз я промолчала – в какие-то секунды Кузнецов нарисовал очертания птицы, по которым можно сразу определить, что это именно ворон, а не воробей или фазан. Роман Александрович принял мое молчание за согласие, после чего подправил мой кувшин и тарелку.

– Виноград оставляю, пускай на наброске будет такой, – милостиво завершил он. – Яблоко-то нарисуете? Уж попытайтесь как-нибудь воздержаться от циркуля, идеально круглых плодов в природе не существует… Так и быть, если все понятно, бог с вами. Доставайте ваш холст, будем переносить рисунок…