«Где же он? — думала она. — Где?»

Елена отупела от мыслей. Еще бы были разнообразные, а то — гонки по вертикальной стене, миг, и снова почти на том же месте мысли…

«Надо ехать в Склиф… Надо ехать в Склиф…» Когда в дверях зазвякал ключ, было ощущение, что ехать уже никуда не надо, что она уже съездила и не нашла никого, так как даже спросить толком не знала, кого и как, съездила и вернулась, а теперь сидит, отупев от мыслей. Мысленные деяния взамен физических, как правило, куда травматичнее. Может, именно поэтому так многие минуют этот «этап мозгования»? Берегут себя?

Зато полно вокруг неосмысленных дел и свершений, от которых одни гомункулюсы.

«Какой же он свежий!» — подумала о Кулачеве Елена.

— Я подумала о вас, что вы свежий, — сказала она вслух. — В сущности, определение о человеке двусмысленное. Не правда ли?

— Ну да, — засмеялся Кулачев, — это как-то больше о рыбе… Как почивали?

— Сколько я вам должна за продукты? — спросила Елена.

— О Господи! — воскликнул он. — Это моя плата за агрессию. Как вам не стыдно!

— Не стыдно! — ответила Елена, думая о том, что он сейчас назовет сумму, она, конечно, отдаст и останется ни с чем. Продукты куплены дорогие, у нее на такой товар руки не поднимаются, у нее столько трат с чертовым обменом-переездом. Одним словом, ее охватила паника, а кто виноват, сама вылезла с идиотским вопросом.

А он как понял: протянул ключи и сказал мягко:

— Да ладно вам… Я не ахти что, но все-таки чуть лучше, чем вам кажется. Не наговаривайте маме лишнего. Я ее в обиду не дам… Собственно, будем считать, что познакомились…

— Скажите, — сказала вдруг Елена, — вы меня не, отвезете в Склиф? Там лежит одна девочка из автокатастрофы.

— Поедемте…

Она что-то напялила на себя, схватила сумочку. Он наблюдал за ее какими-то неженскими сборами, впрочем, какими другими могут быть сборы на автокатастрофу? Интересно, когда это случилось, если она была заперта? Странная женщина с сошедшими с рельс эмоциями. Женщина, потерянная мужчиной, который унес с собой все, оставив ей несоразмерно одинокое одиночество. И все-таки могла бы хоть что-то сделать с волосами.

Никогда и ни у кого он не видел таких уныло обвисших волос.

Именно в этот момент Мария Петровна дозванивалась Кулачеву, чтоб тот отвез ее с внучкой в Склиф, тогда как он ехал туда же с ее собственной дочерью.

По дороге Елена сказала, что не знает ни имени, ни фамилии девочки. Она знает только имя отца и просто надеется на случай, что увидит его там.

— Найдем, — уверенно сказал Кулачев, и Елену охватило чувство покоя и благодарности. Этот найдет. И поможет, если что… «Свежий мужчина».

В больнице Кулачев пошел к справочному, а она осталась стоять, уже понимая, что в этой суете найти Павла будет не так просто. Она увидела, что Кулачев возвращается, и сказала:

— Ее отец спал здесь на полу в приемном покое.

— Вы знаете, сколько за последние дни было катастроф? Или хотя бы место, где это случилось?

— Я не знаю ничего, — сказала она.

— Прошлой ночью у них умерла одна девушка, которая три дня была в реанимации. Я хочу думать, что это не ваша девушка.

— Не моя, — твердо ответила Елена. — Моя не должна умереть.

— Уже легче. Подождите меня тут, я попробую другой путь. — Он ушел, а она осталась у широкого окна и стала смотреть на машины. Вот одна подошла совсем близко, из нее выскочил человек и пошел куда-то в сторону, заполошенный такой мужчина.

Она поняла, что других тут нет, в этом месте горя, и ей даже стало неловко, что она как бы по другому поводу, что она ищет здесь совсем не то, что остальные. «Надо сматываться! — сказала она себе. — Даже если мы его найдем, что я ему скажу?»

А в это время к машине, приторможенной у окна, возвращался хозяин, он был не один, с другим мужчиной, который шел за ним, и только когда хозяин открыл дверь машины и пропустил впереди себя идущего за ним, она поняла, что вперед пропускали Павла. Она застучала в стекло и даже закричала неизвестно что, потому что в ту самую секунду его имя она как раз забыла. Она метнулась к двери, но с ее стороны дверь была закрыта и следовало обежать стеклянный тамбур. Пока она выбегала, путаясь в дверях, машина уехала.

Елена осталась здесь, где машина была минуту назад и где еще сохранилось ее тепло, тут и нашел ее Кулачев.

— Мы можем с вами пройтись по травматологии, — сказал он.

— Не надо, — ответила она. — Не надо.

— Что-то случилось? — с тревогой спросил он.

— Он только что уехал, я не успела добежать. Отец девочки. Собственно, я ищу его.

— Я отвезу вас домой, — предложил Кулачев.

— Пожалуйста, не надо, — сказала Елена. — Я доберусь сама. Езжайте и спасибо.

— Что мне передать Марусе?

— Марусе? — не поняла Елена. — Ах да… Не говорите ей о Склифе. Это к ней не имеет отношения. Никакого. Скажите ей, что я полна энтузиазма в обживании квартиры.

— Она этому поверит?

— Скажите так, чтобы поверила. И пусть не распускает Алку.

Когда Кулачев уехал, Елена вернулась к справочному окошку.

— Скажите, пожалуйста, как зовут девушку, которая умерла ночью?

— Наталья Павловна Веснина.

— Она из Петербурга?

— Да.

— Она в морге или ее уже увезли?

— У нас. Ждут мать.

— Да. Я знаю. Она ведь на Кипре.

Коротко и делово.

«Вот и все, — подумала Елена. — Теперь я знаю, как его найти, но никогда не смогу это сделать. Я навсегда в его жизни буду связана с его горем. Он будет помнить, что, когда умирала дочь, к нему в постель пришла я, которую не звали, и он меня не прогнал. Вот и все. Идите домой, девушка, тут вам не подадут. Прости меня, Павел Веснин».

Марии Петровне повезло: в Москву ехал знакомый журналист, он и прихватил с собой бабушку и внучку.

Перемазанная зеленкой Алка базарила и сопротивлялась, но все-таки была почти силой погружена в машину. Мишка тоже норовил сесть, но Мария Петровна захлопнула перед ним дверь и сказала, чтоб он раз начал, то и доломал качели и отнес подальше. «Потом объяснимся», — закончила Мария Петровна.

Она ехала и думала, что у нее сегодня срывается свидание, но это пусть, не важно, главное, надо ли заезжать к дочери и вводить ее в курс всей истории или, если. Бог даст, нет сотрясения мозга, то и не надо ей ничего сообщать? Переночуют в городе и вернутся на дачу, если же, конечно, не дай Бог…

Алка же ехала совсем с другими мыслями. Ни сотрясение, ни мать, ни бабушка в них не присутствовали.