популярно в восьмидесятые. Но при этом черты лица все же аккуратно подчеркнуты, как на картинке в журнале «Бурда» или «Крестьянка». Кстати, первый еще пока не выходит, он придет в СССР только в следующем году.

— Спасибо, Евгений Семенович, — Аглая Тарасовна слегка тряхнула головой, и ее завитые кудри туго заволновались будто каштановое море. — Вы угадали, мне очень нравятся хризантемы.

Ха! А я ведь даже и не угадывал — у меня выбора не было. Повезло так повезло. Я уверенно подставил Ямпольской локоть, и она охотно взялась за него рукой в бежевой перчатке. Пока мы шли ко входу, а потом к гардеробу, я что-то рассказывал о предстоящей программе и понимал, что меня просто-напросто несет. Вовремя остановился и спросил, как у Аглаи Тарасовны выдался день, и она, как мне показалось, выдохнув с облегчением, принялась делиться уже своей жизнью. Как проходят плановые прививки, что слышно о новых лекарствах, чего ждут советские медики от пациентов… Личных тем девушка избегала, что, впрочем, не было удивительным — нельзя сразу вываливать подноготную.

Так мы, оживленно болтая, и пришли в зал, разместившись на специально выделенном ряду. С нами уже соседствовали Зоя, Василий Котиков, Леня Фельдман, потом появились Бульбаш с Мартой Мирбах. Пришли и чинно уселись какие-то старушки, про которых мне сказали, что это любительницы самодеятельности из райкома. Потом принялись подтягиваться официальные лица, из которых я кое-кого уже знал, а других мне по-дружески представлял Бульбаш.

Главврач ЦРБ Валькенштейн, военком Морозов, цивилист Аркадий Сыромятник, первый секретарь райкома Краюхин с супругой, врио главного редактора Хватов, парторг нашей газеты Громыхина, главврач городской поликлиники Баранов, руководитель газовой службы Серов, главный пожарный Кручин. Еще целая цепочка партийных работников вроде Козлова, второго секретаря райкома. Кислицын — председатель райисполкома, тоже не последний человек в Андроповске. Если тот же Краюхин отвечал за идеологию, то этот как раз фактически был хозяйственником. Исполнительной властью. Так, кто там еще… Полковник Смолин, начальник всей районной милиции, дородная дама с высокой прической — как подсказал Виталий Николаевич, начальник треста столовых Алия Нигматуллина. Потом пошли производственники: Спартак Воронин, директор завода кожзаменителей, Владлен Волков, руководитель «Сельхозтехники», Юрий Фесенко, главный городской мебельщик, Аверкий Точилин, председатель колхоза «Ленинский путь», и Георгий Гаранин, начальник ЖБИ.

Уже начиная путаться в лицах, регалиях и именах, я увидел компанию крепких и уже немолодых мужчин с орденскими планками — точно, это же ветераны Великой Отечественной, большинство из которых в восьмидесятые еще живы и даже полны энергии. Причем самым молодым по самым скромным прикидкам лет шестьдесят, мне бы такую тягу к жизни и энтузиазм в их возрасте… Так, а вот эту парочку я на концерте в честь комсомола ожидал увидеть меньше всего.

Высокий очкарик с засаленными волосами — диссидент Алексей Котенок. И мужчина в высокой шляпе — городской сумасшедший Электрон Валетов. Что они тут забыли? Первый наверняка готовит какую-то провокацию, а вот второй… Геопатогенные зоны ищет? Кстати, странно, что Котенок так быстро освободился из рук советской психиатрии. Договорился? Или власти и вправду становятся более лояльными?

Раздались первые аплодисменты, и на сцену вышел Сеславинский. Он довольно живо поприветствовал гостей, а вот потом началась официальная часть. Выступил Краюхин, потом дали слово Василию Котикову как главе комсомольского звена, следом зачем-то поперся высказать свои претензии современности Хватов. И только спустя, наверное, минут двадцать начался первый номер концерта.

В своей прошлой жизни я ничего подобного не видел. Разумеется, мне доводилось бывать на студвеснах, посвящениях в студенты и днях факультета, я даже во всем этом участвовал. Ходил на первые рок-фестивали в ДК «Химволокно» в Твери, на концерты в «Плаценту» и «Колбу», даже на отчетные гала-представления городских коллективов. Но на настоящее самодеятельное шоу в честь молодежной коммунистической организации попал впервые. А потому смотрел во все глаза, периодически косясь на Ямпольскую, чтобы полюбоваться.

Началось все с тех самых девушек, которых я увидел в холле ДК — размахивая наганами, они разыграли сценку из какой-то пьесы о гражданской войне. Потом выступали бородатые парни, спевшие под звуки желтой гитары «Неба утреннего стяг»[1], станцевали чечеточники, залихватски зажгли зал мастера художественного свиста, угловатая девушка показала фокусы, причем весьма профессионально, потом высокий печальный парень спел несколько русских романсов. Удивительно, но никто, как потом начнут говорить, не лажал — складывалось уверенное ощущение, что выступающие готовились всерьез и как будто на международный конкурс. А затем, когда я уже, признаться, начал уставать от декламирования пролетарских стихов парней и девушек из тусовки Васи Котикова, Сеславинский объявил выступление «самодеятельного ВИА „Бой с пустотой“». И вот тут зал стих и замер.

На сцену вышли музыканты и вокалистка Рита Волошина — все в джинсах-«варенках» и пиджаках от школьной формы без рукавов. А пока они настраивали заранее подготовленные инструменты, Вася Котиков оттянул на себя внимание зрителей, коротко рассказав, что исполнять ВИА будет песни на стихи комсомольцев, посвящая их, разумеется, ВЛКСМ.

Раздались неуверенные аплодисменты, постепенно набравшие силу. И тут Сашка Леутин, лидер и гитарист группы, взял первый аккорд. Потом барабанщик задал ритм, и понеслось!

Под задорные риффы Волчица, как я называл про себя Волошину, старательно выводила слова той самой песни:

Ревет мотор! Ревут машины!

И светит солнце в высоте!

Мы новые возьмем вершины!

И бой объявим пустоте!

Зрители в зале замерли, сидя чинно, будто бы на концерте органной музыки, и это резко контрастировало с происходящим на сцене. А там музыканты вошли во вкус, начав двигаться уже как настоящие рокеры.

Шагает по планете время,

Непостижимое уму!

Как завещал великий Ленин,

Мы лампочкой разгоним тьму!

Леутин ушел в гитарный запил, словно бросая вызов самому Джеймсу Хетфилду[2], и тут зрительный зал прорвало. Молодежь вскочила со своих кресел и принялась аплодировать, кто-то засвистел, другие закричали «ура», потом и вовсе толпа принялась скандировать «молодцы». Более взрослые гости продолжали сидеть, но тоже яростно аплодировали. И это было по-настоящему круто — я чувствовал свою причастность к успеху, на что имел полное право. А потом…

— С Днем комсомола, товарищи! — крикнул в микрофон Сашка Леутин. — А наш ансамбль благодарит за поддержку газету «Андроповские известия» и главного редактора Евгения Семеновича Кашеварова.

Все-таки учудили…

Зал грохнул оглушительными аплодисментами, переходящими в вой штурмовой авиации, а я, потонув в этом шуме, погружался в глаза Аглаи Ямпольской, которая смотрела на меня совсем другим взглядом. Я настолько утонул в ее образе, что не сразу услышал, как на сцене что-то произошло. Визгливо резанул по ушам микрофон, раздалась возня.

— Прошу работников милиции пройти на сцену и прекратить это безобразие! — гремел над залом голос разъяренного Хватова. И ведь терпел сначала, но после моей фамилии не удержался. Ну, раздражаю