Волнение улеглось, я огляделся и обнаружил, что остальные PAX’ы попрятались в своих палатках, — выбираться наружу они не очень-то спешили. И, к моему раздражению, которое я тщательно скрывал, почти весь следующий час наши пассажиры, в особенности женщины, провели, воспевая отвагу Фила. Еще более утомительно было наблюдать, с какой скромностью он принимал их благодарности. Только торжественного парада с серпантином не хватало.

К счастью, стоило только запахам стряпни начать разноситься по лагерю, как часть французского контингента вдруг проявила глубокую заинтересованность в происходящем на кухне. Когда я взял пластиковую миску, обхватить которую едва хватало руки, и принялся яростно взбивать два десятка яиц, тут же посыпались советы. Немного crème fraiche[32] — вот залог по-настоящему сочного омлета. А не думал ли я сначала взбить белки? А где же шнитт-лук?

Одновременно приготовить несколько блюд и подать их все сразу было делом непростым, однако на удивление все прошло довольно гладко, даже несмотря на то, что каждый мясоед потребовал приготовить ему бифштекс по особому рецепту. «Moi, par contre, je le prefere comme ils le mangent les Australiens — bien cuit»[33]. Или: «Ah, non, ah ca jamais! Je le mange que bleu»[34].Так и продолжалось, пока Фил не вручил всем им по вилке и не заявил, что они могут, блин, готовить себе сами. И вот, загоревшиеся — причем кое-кто даже буквально — гастрономическим рвением, они припали на колени перед стальной решеткой на углях, получая настоящее удовольствие, несмотря на ожоги, и принялись помешивать, протыкать, подбрасывать и сдавливать, пока их куски не стали comme il fault[35].

Испытывая некоторое удовлетворение — или, по крайней мере, облегчение — оттого, что полное отсутствие у меня опыта туристического гида до сих пор не обнаружилось, я взирал, как в почти полной тишине нее PAX’ы со счастливым видом жевали. Подмигнув Филу, я взял пальцами кусок мяса. И уже даже почти что был не против хлебнуть пивка.

Несмотря на усталость, я рассудил, что было бы весьма предусмотрительно заранее прочесть о тех местах, через которые мы будем следовать завтра, и поэтому, едва укрывшись в палатке, щелкнул фонариком, словно таящийся школьник, и раскрыл единственный путеводитель на английском, который мне удалось обнаружить. Вскоре, однако, буквы поплыли у меня перед глазами, я откинулся назад, погасил фонарик и сомкнул веки. Снаружи из буша раздавался хор странных животных звуков, хотя ни один из них не был столь странен или столь животен как те, что исходили из соседней палатки французов.

К счастью, на следующее утро Филу достало здравого смысла отвесить дружеский пинок в бок моей палатки еще до того, как проснулись остальные счастливые туристы, и мы, присев на корточки, разворошили и раздули тлевшие угли. Стальной рассвет разогревался, на гребнях каньона вдали уже были видны темно-фиолетовые проблески света. Только теперь, после первоначальных трудностей предыдущего дня, у меня появилось время осмыслить свое вновь обретенное положение в жизни. Я с грохотом поставил тяжелющий котелок на костер и только тогда-то полностью и осознал, что нахожусь в африканском буше и, несмотря на свои вполне мирные и домашние обязанности, испытываю радостное возбуждение и прилив простодушного предвкушения.

В Намибии, как я выяснил прошлой ночью, средняя плотность населения составляет два человека на квадратный километр. Когда я жил в одном из городов Индии, мне сказали, что у каждого человека там имеется лишь по два квадратных метра жизненного пространства. Здесь же, когда поднялось солнце, широкие просторы словно открывали нам свои объятия, а горизонт звал в бесконечный и вольный путь. Поскольку нигде вокруг не наблюдалось ограничений городской планировки, дорожных знаков и светофоров, не было ни малейшего намека на правила дорожного движения, у меня возникло чувство, будто я принадлежу к тем самым людям, кто первыми ступили на землю. Я словно шел по бесконечному Эдему.

Мир и покой, однако, отчасти были нарушены, когда разразился яростный спор, как использовать единственный металлический чайник: сварить кофе для группы де ла Розьер или же травяной чай с ужасным запахом для отряда фон Байнбруха. Наконец Фил уладил прения. Отбросив все нормы гостеприимства, он заявил, что если немцы и французы по-хорошему не договорятся об очередности, то он сгребет все их запасы и бросит в огонь. Потом я видел, как предводители группировок составляли «кофейно-чайное расписание».

Поскольку я пока не осмеливался опробовать себя в качестве хлебопекаря, мы обошлись безвкусным сухим печеньем для завтраков. Но дорога звала, и когда несметное количество вещей вновь загрузили внутрь и на крышу автобуса, все разногласия быстро забылись. Наконец Вольф Дитер, появившийся в необычайно коротких шортах, на вид сделанных из замши и, к смущению окружающих, демонстрировавших его весьма приличное достоинство, поднял свой зонтик, и вся немецкая группа упорядоченными парами забралась в автобус, за ними хаотично втиснулись и французы. Плеснув воды на сереющие остатки костра, издавшего вздох повергнутого и измученного вампира на рассвете, вкарабкался в автобус и я. В кабине Фил распростер свою власть на руль, сцепление и ручной тормоз, и мы двинулись в направлении пустыни Намиб.

Ну что вам рассказать про эту пустыню? Какой-то воистину лунный или марсианский ландшафт, пейзаж из фантазии или сна, окружает вас, и вы совершенно в нем теряетесь, через довольно короткое время приходя к убеждению, что всегда жили в таком вот мире рыжевато-коричневых гор и невероятно красных дюн, неожиданно усеянных буйными ярко-зелеными оазисами. Пространство между реками Кусейб и Свакоп — галечные равнины с редкой растительностью, на которых то и дело встречаются островки гор — отдельные останки совершенно иного древнего мира.

В неистовом полуденном зное на горизонте возникают миражи огромных озер, приобретает гротескные очертания одинокий сернобык или пустынный заяц, а во всем остальном долина представляется совершенно лишенной жизни. Это дикий ландшафт бесплодных земель, испещренный лабиринтом пересохших рек, тянущихся к Кусейбу. Хотя такие реки часто остаются сухими годами, после сильных ливней в нагорьях они преображаются в бурлящие массы воды, которые подобно змеям мчатся по песку через бесплодный пейзаж. Мощные потоки вымывают всяческий мусор, который надуло в безводные русла, и трудно сказать, сколько именно времени может течь вода: от всего лишь нескольких дней до сотни с лишним. Озерца в самом сердце пустыни, за многие и многие мили от каких-либо сосредоточий человеческой жизни, обеспечивают водой скитающиеся стада антилоп, горных зебр Хартмана, спрингбоков и даже три стаи бабуинов, которые отчаянно борются здесь за существование.

Мадам Де Ла Розьер справлялась со своими обязанностями из рук вон плохо. Члены ее группы, совершенно не подготовленные к условиям путешествия, только и делали, что жаловались на волдыри от ожогов, укусы москитов, потрескавшиеся губы и неудобства походного быта. Единственное, по поводу чего они пока, слава тебе господи, не скандалили, была еда. С другой стороны, все это не помешало ей зашвырнуть в середину огромной песчаной дюны ужаснейший воблер в виде наманикюренного ногтя, когда у нас второй раз за день лопнула шина. В первом случае пришлось толкать автобус и изрядно повозиться с заводом двигателя, но весьма кстати оказалась немецкая мускульная сила и занятая ими позиция «это-наше-общее-дело». Со стороны французской группы, расположившейся чуть поодаль, время от времени оттиравшей с костюмов воображаемые пятна маслада пританцовывавшей на раскаленном песке, было предоставлено лишь дополнительное воодушевление.