– За двадцать лет ты ни разу у нее не бывал, а теперь, когда она померла, тебе вдруг вздумалось нанести ей визит.

Не в бровь, а в глаз. Я решил подлить масла в огонь:

– Хочу с ней попрощаться. Загладить вину.

Презрительный взгляд был мне ответом.

Но через три дня я еду с ней на кладбище в Зандам. Черпать вдохновение.

Вчера вечером, когда я возвращался с работы, в Пюрмеренде прямо у меня под носом произошла маленькая авария. Впереди, метрах в тридцати, зажегся красный, но старая «канта», которая медленно ползла передо мной, не затормозила и не слишком сильно, но с великим грохотом, ударила фургончик фирмы «Выгул собак». Из фургончика немедленно грянул оглушительный лай. Из кабины выскочила юная дама, ринулась к задней дверце и открыла ее. Лучше бы она этого не делала. Штук семь собак всех пород и размеров в панике бросились врассыпную. Вероятно, девушка хотела убедиться, что никто из обитателей ее передвижной конуры не погиб на поле боя, но это лишь усилило сумятицу. Хотя отнюдь не причисляю себя к любителям собак, я все же вышел из машины, дабы великодушно протянуть юной особе руку помощи. Между тем толстяк, почти лысый, но с конским хвостом, высунувшись из разбитого окна «канты», обрушил на девушку с собаками град проклятий.

– Я же ехал справа, корова ты гулящая! – завершил он канонаду оскорблений. – Да вытащите же меня отсюда, мать вашу! Я инвалид, не видите, что ли?

Я не сдержался:

– Ты пер на красный, дебил.

– Не лезь не в свои дела, козел.

К счастью, в этот момент с другой стороны подбежал какой-то молодой марокканец, который все видел, и с такой силой двинул по крыше «канты», что наш бесноватый инвалид струхнул.

– Заткни фонтан, баран, сам ведь нарушил. Не то я твою дурью башку на фиг оторву. – В тираде марокканца не было ни единого арабского слова.

Контратака произвела на человека из «канты» столь сильное впечатление, что он аж притих.

Через несколько минут мы втроем снова собрали собак в фургончик, а тем временем прибыла полиция. Толстяк все еще сидел в своей инвалидной развалюхе и клялся всеми святыми, что ехал на зеленый. Девушка, распустившая собак, после первого приступа активности никак не могла унять дрожь. Мы с марокканцем сказали ей и полицейским, что в случае чего подтвердим под присягой, что «канта» ехала на красный.

Полиция, сделав свое дело, удалилась, а толстяк, поначалу отказывавшийся подписывать протокол, с проклятиями отбыл в своей дребезжащей и помятой коробчонке. И тут на меня вдруг напал неудержимый хохот. Через минуту захохотали и юный марокканец, и юная дама из «Выгула собак». Она сказала, что ее зовут Карла, и выразила нам свою глубокую признательность.

В этот миг меня осенило. Если уж я оставлю Афре в качестве прощального подарка щенка лабрадора, то, может, стоит присовокупить к нему абонемент «Выгула собак» на три утра в неделю? Недурная идея, Артур, похвалил я себя. Попросил визитку у Карлы из «Выгула», и теперь она (визитка) покоится в моем бумажнике.

– Вы наверняка получите скидку, сударь. Обещаю.

Может, в свое время она подскажет, где купить хорошего щенка лабрадора.

И, может, я назло Афре устроюсь на работу и стану выгуливать собак.

У тети Мари оказалось больше знакомых, чем я мог себе представить. Всю жизнь она состояла в различных клубах: в клубе читателей, в клубе любителей игры в руммикуб[17], любителей кулинарии, любителей игры на мандолине, любителей туризма, любителей гимнастики, любителей рукоделия и бог знает каких еще. Прибавьте сюда огромное семейство. Правда, своих детей у нее не было, но имелось восемь братьев и сестер и штук сорок племянников и племянниц.

Так и получилось, что тетя Мари, которая при жизни ни у кого не вызывала симпатии, на своих похоронах купалась в лучах огромного внимания. Новый, с иголочки, траурный зал на кладбище в Зандаме не вмещал всех желающих. Собственно, зал годился лишь для прощания с одинокими или неизвестными людьми и проектировал его архитектор, который, очевидно, сам никогда на похоронах не присутствовал. Там стояло штук семьдесят стульев, а один лишь мандолинный клуб командировал на похороны сорок членов. Из них половина прибыла с ходунками или с транспортом еще бóльших размеров, каковой рядом со стульями не припаркуешь.

Никогда в жизни я не видел более сумбурных похорон. Десятки людей не смогли попасть в зал. К счастью, дождя не было. Но у входа, кажется, разыгрывались весьма неприятные сцены.

Афра всегда панически боится опоздать, так что мы всегда приходим слишком рано. В данном случае это оказалось преимуществом, поскольку нам удалось захватить один стул.

Я поехал с Афрой, дабы почерпнуть вдохновение, что мне вполне удалось, хотя, так сказать, в обратном смысле.

При жизни тетя Мари была женщиной глупой, властолюбивой и амбициозной. Она влезала во всякое правление и во всякий комитет, чтобы протащить свое мнение. Но, следуя девизу «о мертвых либо хорошо, либо ничего», почти каждый клуб отрядил на ее похороны косноязычного оратора, и тот многословно восхвалял Мари за ее многочисленные заслуги перед клубом. И этому не было конца.

Одновременно на белой стене за гробом полтора часа демонстрировались одни и те же слайды: Мари на велосипеде, Мари с мандолиной, Мари вяжет, Мари печет оладьи, юная Мари, Мари в старости. А подо всем этим лежала мертвая Мари.

Хочешь не хочешь, а все-таки смотришь на эти слайды, хотя они крутятся уже в десятый раз. Никто не подумал остановить показ или хоть на время выключить длинные куски неведомо кем выбранной классической траурной музыки.

– Она никогда не слушала музыку, – прошептала мне на ухо Афра. – У нее и плеера не было, и ничего такого. Баха от «Битлов» не смогла бы отличить.

Последнее впечатление о покойнике подчас кардинально отличается от того, какое он производил при жизни.

И еще: теперь я понимаю, что на церемонии прощания число скорбящих мало что говорит о реальной симпатии к покойнику. Так что могу не волноваться. Я не ожидаю аншлага, когда настанет мой черед.

Из слизистых новостей: зоопарк «Артис» высадил на Таити 877 полинезийских древесных улиток. Думаю, что из всех 196 стран, существующих в мире, такое проделывают только Нидерланды. Наверное, в Италии поискали бы оптимальный способ употребить полинезийских улиток в пищу, а Нидерланды везут их на Таити. Вот я и говорю: раз этим улиткам приспичило вернуться на Таити, пусть бы добирались своим ходом.

Нидерланды прекращают строительство автострады только потому, что там обитают несколько редких лягушек. Нидерланды оборудуют спецпереходы для кроликов и оленей. Нидерланды построили, кажется, в Амстелвене, за несколько миллионов евро специальный мост для белок. Пока что на нем не была замечена ни одна белка.