– И какое вознаграждение вы имеете в виду?

Йост медлил с ответом, несколько раз прищелкнул языком и наконец сказал:

– Я имел в виду семь, священное число. Семь тысяч.

– Семь… Маловато.

– А ты на сколько рассчитывал, Этьен?

– На двенадцать.

– Разумеется, в честь двенадцати апостолов, – елейным тоном произнес Йост и взглянул на меня, как бы нуждаясь в моем согласии. Я почел за благо кивнуть. Йост предупредил меня, что сотрудничество с Хюммелом обойдется в десять тысяч, но для этого он должен изрядно потрудиться. «Он думает, мы ему заплатим, чтобы он закрыл глаза на маленькую неувязочку с законом. Но за эти деньги ему придется съездить во Францию и обратно и самому оплатить гроб и поддельное свидетельство о смерти».

Йост знает цену своей клиентуре. Он долго смотрел в потолок, затем шумно вдохнул и выдохнул:

– О’кей. Десять. Предлагаю десять. Пять авансом, пять по исполнении.

Он протянул руку. Этьен нерешительно подал свою. Он глядел на Йоста с некоторым подозрением, а может, и со страхом. Очевидно, спрашивал себя, не пахнет ли здесь каким-то подвохом. Голова его закачалась еще сильней, чем раньше.

– Хорошая сделка, – сказал Йост. – Разумеется, Этьен, никому ни слова. Даже твоей жене. Особенно твоей женушке. Ведь в недалеком прошлом мы не ставили ее в известность о некоторых вещах. Не так ли?

Мы выпили за благополучный исход дела. Я заказал коньяк для Йоста и для себя, Этьен предпочел еще одну чашку кофе.

– Что ж, – сказал Йост, – летом кое-что произойдет. Я полагаю, мы начнем приготовления в апреле. Тебя устраивает, Этьен?

– Вроде бы вполне.

– Отлично.

Встреча Нового года на этот раз действовала мне на нервы даже больше, чем в прежние годы.

Почему я из года в год соглашался приглашать гостей, загадка для меня самого. Думаю, это отзвук того времени, когда в моей жизни была Эстер.

Гости всегда одни и те же: Тамара, подруга Афры из теннисного клуба, ее супруг Тёйн, Афра и я. И… родители дам.

Обе подруги заявили с трогательным единодушием: «В такой важный момент нужно проявлять заботу о стариках». Мы встречаемся десятый год подряд то у нас дома, то в доме Тамары и Тёйна, чтобы сначала сыграть в руммикуб и в жульбак, а потом посмотреть новогоднюю телепередачу. Без пяти двенадцать на экране появляются часы, дабы мы с последним ударом успели откупорить бутылку игристого. В течение вечера подаются арахис, сладкие пончики (из старомодной пекарни!) и тефтельки (прямо из печи). После чего мы обычно говорим: «Как весело!»

В двенадцать происходили принудительные объятия, после чего мы с тещей смывались на полчаса, чтобы устроить в саду фейерверк. То есть Герда подавала, а я запускал. Остальные шестеро смотрели из окна.

Но теперь Герды, моей единственной опоры в такие вечера, нет в живых. А Пит стал еще занудливей, чем обычно. Он слишком туп для руммикуба и саботирует жульбак.

– Ну же, папа, постарайся хоть разок, – вздыхала Афра.

– Я и стараюсь. Ты понятия не имеешь, каково это – играть в жульбак при моем ревматизме, – огрызался Пит на свою дочь.

Остальные смущенно молчали.

– Кто желает еще пончик? – спросил я.

Пожелал Тёйн. Седьмой пончик за вечер.

«Клаас любил птичек, рыбок и лягушек».

И с этим Клаас де Брёйн попал в свой некролог в «Хет парол». Прожил девяносто один год и отличился лишь тем, что был другом разнообразных зверушек. Впрочем, там еще был напечатан загадочный стишок:

Против этого нечего возразить, но стишок задал о покойном Клаасе больше вопросов, чем дал ответов. Может быть, Клаас был машинистом? Или солдатом Армии спасения? И какую роль в его жизни сыграла дева?

Но этот стих все же лучше, чем то, что опубликовал в некрологе Хенри Хюлсхорста его работодатель AEGON:

Не думаю, что Хенри оглядывается на свою успешную трудовую жизнь, даже если он еще что-то может видеть. Бесспорно одно: его начальник не слишком щедр на слова.

Интересно, как будет вскоре выглядеть мой краткий некролог?

Я подумываю в свое время разместить в газетах несколько хороших лестных некрологов. В «Норд-Холландс дагблад» для знакомых, проживающих по соседству, и в «Трау», потому что считаю ее превосходной, стильной газетой, где хочу быть пропечатанным хотя бы раз в жизни.

Возможно, с этим связан некоторый риск. А вдруг найдутся люди, которых заинтересует заказчик некрологов, и они вздумают навести о нем справки в редакциях?

Вряд ли они найдутся, но полностью исключать этого нельзя. Сочувствую Ваутеру, но в таком случае ему придется выдать себя за автора написанных мной некрологов и, соответственно, отвечать на возможные вопросы. Например, так: «Да, в самом деле, некрологи довольно странные, но незадолго до смерти моего дорогого Артура мы случайно заговорили на эту тему, и он в общих чертах обрисовал, какой некролог пришелся бы ему по вкусу. Вот я и попытался написать нечто в его стиле».

Прекрасно сказано, Ваутер! Предвкушаю успех твоей речи.

Обстановка в доме заметно разрядилась. Нужно быть осторожнее и не перегибать палку.

– Артур Опхоф, что-то с тобой происходит, я чувствую. Ты такой послушный, это ненормально!

Афра глядела на меня долго и подозрительно. Я первым отвел глаза.

Когда к вам обращаются по имени и фамилии, будьте бдительны. Люди редко делают это из вежливости. Афра отнюдь не одобряла моего послушания, она спрашивала себя, что за ним стоит.

– Неужели ты завел любовницу?

Она спросила это с легкой ироничной улыбкой.

– Нет, не завел. А кстати, если бы завел, как бы ты к этому отнеслась?

– Мне бы это не понравилось. Очень. Я постаралась бы избежать всей этой грязной возни вокруг развода.

– Да, но ты скучала бы по мне?