— Юлька пропала. Бегом сюда, у тебя три минуты.

И отбился, не объяснив, сюда — это куда. И вообще ничего не объяснив, отчего ситуация сделалась вдвойне нехорошей. «Пропала. Да ерунда, вчера она тоже пропадала!» — Макс все еще держал трубку в руке и смотрел в окно, на близкий забор. Потом опомнился и принялся одеваться.

В три минуты, конечно, не уложился, но хватило пяти — именно столько понадобилось, чтобы кое-как привести себя в порядок и добежать до особняка. В холле его встретил серьезный и сосредоточенный охранник, показал наверх, добавил уже в спину: «В кабинете ждут» — и следом не пошел, остался внизу. Макс взбежал по мраморной лестнице, промчался по коридору и оказался в кабинете Левицкой.

Она, как и вчера, сидела за столом — бледная, прямая, пальцы сцеплены так, что аж побелели, глянула на Макса краем глаза и даже головы не повернула. Рогожский наоборот — оценил моментально, осмотрел снизу доверху, но промолчал. Видок у него тоже, мягко говоря, неважнецкий: глаза красные, небрит, даже с лица схуднул. Сидит справа от вдовы, постукивает телефоном по столешнице и смотрит то в стену, то на свое отражение. Мобильник зазвонил так резко, что все вздрогнули, Левицкая аж за сердце схватилась, а ее заместитель не сразу нашел на телефоне нужную кнопку. Молча выслушал сообщение, отбился и кивнул Максу на ряд стульев, что стояли у стены, сядь, дескать, не маячь, и без тебя тошно. Макс сел у двери и принялся припоминать вчерашний день, вернее, вечер, но ничего стоящего в голову не лезло. Вспомнилось, как Юлька издевательски хихикала над ним, и все. Потом пожелала в конюшню поехать, на том и расстались. Она точно в дом уходила, это он хорошо помнит, если только ночью не вынесла ее нелегкая. Ну, тут уж охрана в холле и на воротах виновата, что прошляпила, с них и спрос.

— Дом и парк обыскали, ее нет, — негромко сказал Рогожский, вдова кивнула, сложила руки на столе, как школьница на парте. Макс смотрел на вдову украдкой: видно, как та психует, но держится и выглядит при этом как муха замороженная, да еще и некрашеная вдобавок: видно, новость из постели выдернула и Левицкая только и успела, что джинсы с длинной клетчатой рубашкой на себя натянуть, до косметики дело не дошло. И, странное дело, выглядела она еще моложе, чем с тщательно наштукатуренной физиономией, как старшеклассница, что грозный директор школы отловил на перемене и заставил всю красоту смыть. Она и смыла, а теперь переживает, не знает, куда руки девать, затравленно и беззащитно смотрит на Рогожского, а тот бубнит себе под нос:

— Никто не видел, как она выходила. Окно в ее комнате открыто, внутри порядок, следов нет.

— А записи с камер? — спросил Макс. Рогожский тяжело посмотрел на него и пояснил:

— Ночью гроза была, свет во всем доме вырубился, камеры отключились. Пока резервный генератор включился, пока разобрались — время прошло. А потом выяснилось, что у одной камеры провод перерезан, у той, что на калитку смотрит.

Интересное кино. Грозу-то он слышал, сам пару раз подрывался от грохота и всполохов, и пока спал, выходит, все и произошло. Но как удачно карты легли: и электричество отключилось, и провод. Хорошей подготовкой пахнет, длительной и тщательной — надо ж было так и место и время выбрать, что пропажи девчонки никто не заметил, общий шухер по другому поводу объявили, а ее выкрали под шумок. И тут же шелохнулось неприятное, скользкое чувство — не страха, а неуверенности какой-то и собственного бессилия: за Юльку-то он отвечал, именно со вчерашнего дня. И так все складно: новый телохранитель — и тут же пропажа, ну кто поверит, что это совпадение? С другой стороны, ему приказа на коврике около Юлькиной двери спать не было, он свое дело сделал.

— Снова? — тихим, мерзко шелестящим голосом спросила Левицкая. — Снова как в прошлый раз?

Ответ на свой вопрос она знала сама, посему Рогожский помалкивал и смотрел в стол. Пауза затянулась, Макс определенно чувствовал себя третьим лишним, но продолжал сидеть на одном месте, гадая, чего они — вдова и ее заместитель — ждут.

— Они снова позвонят? — настаивала Левицкая, и Макс припомнил рассказ Рогожского про разговоры по скайпу. Невольно глянул на монитор, что отбрасывал на бледное лицо вдовы синеватый оттенок, делая его и вовсе неживым, отвел взгляд. Вот тебе и пожалуйста, накаркал, называется: «Почему отпустили?..» По кочану, для второй серии берегли, и вот она, получите.

Сидели, молчали, и Максу все не давал покоя перерезанный провод камеры наблюдения. Гроза грозой, но тут не стихия, а человек постарался, и не посторонний, что первый раз в поместье попал, а свой, который знал, куда смотреть и что резать. Свой, но кто из них?

Предположения и догадки Макс решил пока придержать при себе, смотрел то на Рогожского, то на вдову, то за окно. Погодка там разгулялась на славу, грозу давно унесло, и между сосновыми стволами просматривалось голубое небо: денек обещал быть жарким во всех смыслах.

Рогожский с таким грохотом отодвинул стул, что тот едва не свалился на пол, а вдова снова вздрогнула. Макс поднялся на ноги и встретился с Рогожским взглядом — усталым и жестким, вдова смотрела на обоих снизу вверх, пыталась что-то сказать, но голос подвел ее.

— Пошли, — сказал Рогожский, — надо поселок обыскать, может, кто-нибудь что видел. Машину чужую или людей. В прошлый раз мы так и делали.

Как будто это в прошлый раз сильно помогло… с похитителями им повезло, вот и весь сказ. Как именно тогда дело закончилось, было бы интересно узнать, но ситуация не та, чтобы с расспросами лезть.

Вдова тоже встала с кресла и стояла, придерживаясь за стол. Ее только что ветром не мотало, Максу даже показалось, что она похудела килограмма на два за одно утро. Стояла и смотрела в окно, и кажется, не заметила, как они вышли из кабинета.

В коридоре Рогожский, как предполагал Макс, событиями вчерашнего вечера не интересовался, в курс дела не вводил, дополнительными подробностями не делился. Или не было их, как и сил у заместителя хозяйки, но Рогожский молча сбежал по ступенькам и остановился в холле. Посреди построилось его войско числом десять человек — все настороженные, невыспавшиеся и хмурые. Люлей они, понятное дело, уже получили, поэтому Рогожский, время зря не тратя, начал распоряжаться. Поделил охранников на тройки, одного, самого здоровенного, с простецкой рожей, оставил при себе и приказал прочесать поселок и опросить всех, кто откроет им двери, не важно, в какой части поселка расположен дом. Охранники немедленно отправились исполнять распоряжение, Рогожский с подручным двинули следом, Макс шел последним, не понимая, что ему делать.

Заместитель Левицкой его точно и не замечал, вел себя так, точно Макса тут и не было, переговаривался с подручным и постоянно хватался за телефон: то ему звонили, то он сам кого-то набирал. И все без толку, через четверть часа побледнел он еще больше, глаза стали темнее, щеки запали так, что обтянули скулы. Макс бестолково слонялся по холлу, не выпуская из виду начальство, а то поговорило с кем-то, грохнуло кулаком по кованым перилам и заявило подручному:

— Пошли, еще раз запись посмотрим. Не нравится мне там одно место…