ФРАНЦИЯ.

ФРАНЦУЗСКОЕ ГОСУДАРСТВО. ОРЛЕАН.

11 (24) мая 1917 года

– Рад приветствовать вас в Орлеане, ваше превосходительство!

– Алексей Алексеевич, ну что за официоз, право! – Мостовский захлопнул дверцу автомобиля и пожал руку встречающего. – Как дела в Орлеане, граф?

– Все сложно, Александр Петрович. Сами видите обстановку.

Имперский комиссар кивнул, обозревая город вокруг себя. На улицах было много военных, и большая часть из них вовсе не выглядела чем-то сильно занятой. Многие бесцельно прогуливались, другие сидели в кафе и ресторанчиках, а иные просто стояли группами и переговаривались. Причем основную часть составляли именно офицеры.

Словно прочитав мысли Мостовского, граф Игнатьев сообщил:

– Прибывает много офицеров с фронта.

– С фронта?

– Да. Поодиночке или небольшими группами. У многих и подчиненных не осталось. Кто-то дезертировал, кто-то подался в Париж или Бургундию, а кого-то и сами господа офицеры распустили по домам. От греха. А то уже немало случаев, когда препятствовавших офицеров солдатня просто на штыки поднимала.

Мостовский кивнул.

– Да, я видел в Париже похожие истории.

– Кстати, как удалось выбраться из столицы?

– С приключениями, но без эксцессов. Бумага мсье Садуля оградила автомобили российского посольства от чрезмерного внимания на постах. Но не защитила от выходок отдельных представителей революционных масс, коих сейчас в Париже и окрестностях предостаточно, как вы сами понимаете.

Граф утвердительно склонил голову.

– Да уж, понимаю. Пришлось повидать. В Орлеане с этим поспокойнее, хотя и тут хватает горячих голов.

– Сейчас во Франции их везде хватает. Так, а что офицеры делают по прибытии в Орлеан?

Игнатьев пожал плечами.

– Кто как, Александр Петрович, кто как. Одни записываются в формируемые офицерские батальоны, другие ждут каких-то мифических назначений в какие-то мифические будущие части, а большая часть просто слоняется без дела по городу и ждет у моря погоды. Во всяком случае, пока формирование офицерских батальонов идет очень туго, сформировано лишь два, да и то некомплект штатов.

– Два батальона? А по виду на улицах Орлеана офицеров на пару полков наберется!

Граф вздохнул.

– Я об этом и говорю, Александр Петрович. Сидят по кафе и ресторанам. А тут еще генерал Петен объявил свои «Сто дней для мира», что также не добавило желающих записываться в офицерские батальоны. Так что Белая армия ждет прибытия русской бригады в Орлеан как манны небесной.

– Белая армия? Это что еще такое?

– А, вы же не в курсе! Верховный Военный Комитет вчера официально заявил о своем намерении восстановить монархию во Франции.

Мостовский удивленно на него воззрился.

– Вот, право, вы меня удивили, граф! А как же непредрешение и вся подобная ересь?

– Петен со товарищи решили, что размытость целей в условиях того, что вся страна поделена на куски, лишь вредит. Те, кто за республику, пробираются на север, на территории парламента, те, кому ближе идеи социалистов или анархистов, движутся в Париж, Леон, Дижон или Марсель, те, кому наплевать, идут домой или сбиваются в какие-то банды. Осталось показать путь тем, кто хочет восстановления сильной Франции и монархии. Таковых, по мнению генералов Верховного Военного Командования, тоже немало.

– А вы как думаете, граф?

Полковник Игнатьев лишь развел руками.

– Кто тут может что-то определенное сказать в таких-то условиях? Пока ажитации не наблюдается, но так и времени-то прошло всего ничего, верно ведь?

– А что будущий монарх?

– Трудно сказать. Пока герцог де Гиз никак не выражал своего мнения на сей счет, и со вчерашнего дня его никто не видел. Подождем, посмотрим.

– Понятно. Так все же, а почему именно «Белая» армия?

– По цвету знамени Бурбонов.

– Ах да, конечно. Что ж, с этим все понятно. Другое беспокоит меня – где-то через неделю, если ничего не случится на железных дорогах благословенной Франции, начнут прибывать в Орлеан русские части. В складывающихся условиях заявленный марш на Париж вполне может обернуться боями. Вряд ли ведь деятели Второй коммуны добровольно сложат оружие. Во всяком случае, когда я выезжал из Парижа, они были настроены весьма решительно. Правда, разрешение на выезд Жак Садуль подписывал в том числе для того, чтобы поскорее от нас избавиться, так сказать, от греха подальше, дабы какой-нибудь эксцесс не привел к официальному объявлению войны Россией Второй коммуне. Они там в Париже, разумеется, уже знают о погрузке двух русских полков для отправки в Орлеан.

Игнатьев усмехнулся.

– Так пусть договорятся со своими товарищами в Марселе и Лионе не пропускать эшелоны с русскими войсками.

– Мне нравится ваша ирония, граф. Вы же сами знаете, что с нашими полками никто во Франции связываться не желает. Две бригады боеспособных войск на территориях, которые полностью разложились в плане порядка и дисциплины, это, знаете ли, как лиса в курятнике. Кур вроде как много, но разве бросятся они на лисицу?

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО».

11 (24) мая 1917 года

Непроглядная ночь царила вокруг. Тяжелые тучи добавляли мрака в природу и в мою душу. Тяжело было мне. Уж не знаю, по какой причине, но томилась душа, не шел сон, и я, соответственно, томил душу и нервы всех окружающих, от камердинера Евстратия Елизарова до самого распоследнего охранника или поваренка. Ну, чего томились они, было как раз понятно, мало ли чего царь-батюшка возжелает в столь поздний час? Но пока мое величество возжелало лишь кресло поставить у пруда да плед с трубочкой принести. Так все и томились – я в кресле, а остальные в окрестностях меня любимого.

Вроде и праздник сегодня, Вознесение Господне, но мечется душа моя. Вроде и в Москву сегодня с утра съездил, и большой императорской выход устроил, и высочайший прием провел в честь государственного праздника, и делегации всякие принял, и мероприятия посетил, но тягостно было, и все тут.

Да и погода не благоприятствовала сидению, усиливался холодный ветер, шумели деревья и камыш у пруда, шелестела трава. Но не мог я себя заставить уйти в дом. В конце концов, мои пионеры там, за прудом, тоже под открытым небом обитаются. Ну, не совсем под открытым, понятное дело, все же в армейских палатках как-то всяко теплее, чем мне здесь, но те же их часовые стоят отнюдь не в палатках. И где-то там мой сын Георгий, отказавшийся ночевать в доме. Впрочем, я и не настаивал, пусть сызмальства привыкает к реальной жизни, к тяготам и лишениям служения, так сказать.

Что ж, сегодняшние телеграфные переговоры с Мостовским отчасти прояснили ситуацию, но не добавили определенности в ситуацию во Франции и вокруг нее. Объявленные Петеном «Сто дней» формально остановили наступательные действия, но лишь отчасти, лишь в теории и лишь на бумаге. Во-первых, что бы там ни заявляли сам генерал Петен и весь его так называемый Верховный Военный Комитет, контролировали они лишь незначительные силы бывшей французской армии. Почему бывшей? Да потому, что нынешняя Франция представляла собой некое квазигосударственное образование, сформированное из разрозненных и часто враждебных друг другу частей. Да и армией всю эту разложившуюся вооруженную массу назвать можно было лишь очень и очень условно.