— Лукас… что? Мне немножко страшно…

Мрак постепенно рассеивался — вправду ли? — но она скорее почувствовала, чем увидела, как Лукас качает головой. Потом он повернулся и сказал тихо и медленно:

— Посмотри. Вон туда. Видишь?..

Элис уставилась вдаль. Вокруг было тепло и затхло — старое сухое дерево и, пожалуй, душок гнили, сладковатый запах разложения. Перед ней — лишь столкновение оттенков серого, еле различимые вариации темноты, и Элис едва не зарыдала от досады на собственную полную и безоговорочную глупость: отчего, ради всего святого, я не могу разделить это с Лукасом? Нет, послушайте! Какое-то отдаленное движение заставило ее натянуться, подобно струне; она выдохнула краткое и совершенно непроизвольное «О!» тревоги и неприятного удивления, и вцепилась в Лукаса еще крепче, различив намек на ленивое движение, который тут же снова растаял в тишине. Нога под ней едва не подламывалась.

— Вон там, — произнес Лукас тихо-тихо. — Видишь? Вон там.

И тогда она увидела: два маленьких мерцающих бледно-желтых огонька посреди какой-то едва угадываемой и бесформенной массы чуть темнее окружающей темноты — и какая-то почти волна, которая постепенно успокоилась.

— Кто… кто он? — прошептала Элис.

Лукас дышал ровно и тихо.

— Они, — сказал он. — Их двое.

Элис заморгала:

— Двое? Правда? Двое… кого?

Лукас, наверное, кивнул:

— Сов. Сипух. Их во всем королевстве осталось несколько сотен пар.

Элис ничего не сказала. Не смогла ничего придумать.

— И эти… — тише неслышного продолжал Лукас, — эти две… наши.

Элис осторожно вытянула ногу в сторону; либо так, либо сию секунду заорать.

Лукас повернулся к ней и дразняще коснулся губами ее уха. Она услышала, как он выдул ей в ухо вздох змеи, заточенной в кувшин… кейф…

— Что? — прошептала она. — Что, Лукас? Что ты сказал?

— Кейф… — повторил Лукас. — Арабское слово. Блаженное упокоение.

Он еще крепче вцепился ей в руку. Элис на миг отвлеклась, расслышав приглушенную возню, краткую и далекую, которая тут же стихла. А там, вдалеке, по-прежнему горели два желтых глаза, застывшие, немигающие — и Лукасовы глаза, живо представляла себе Элис, так же застыли и сияли. Она едва разобрала слова, когда он вновь заговорил, таким хриплым и низким стал его голос.

— Совы, Элис. Теперь совы — тоже компонент. — С нажимом он добавил: — И обо всех, видишь ли, надо заботиться.

— Послушай!.. — настаивал Пол.

Он вздохнул и заозирался, возможно, в поисках свежего вдохновения; вздох еще свистел — будто на секунду отразился от темно-зеленых стен ванной, похожей на пещеру. Поскольку, о боже — он уже в третий раз пытается втолковать проклятому Бочке, в чем дело. Не понимаю, за каким рожном он устраивает столько шума из ничего.

— Я тебе говорю, мы просто сунем головы в дверь и скажем «привет», вот и все. Я ж не говорю, что ты их должен любить, ну честное слово. И тебе надо разобраться с готовкой, тогда мы с ними вроде как подружимся. Мы ж не хотим, чтоб решили, будто мы прячемся, Бочка: я же говорю. Важно, ага? Когда ты, типа, открыт людям, они тебя вообще не замечают. А когда ты голову пригибаешь и ходишь на полусогнутых — тогда да. Сечешь? Когда хлопаешь дверями людям в морды, они начинают думать: черт, чё за фигня творится? Чё за пурга, Альфи? Чё эти пацаны задумали? Все люди такие. Обычное дело.

— Да — я тебя слышал, Пол. Я не дурак — я все понял. Просто мне несладко. Чем меньше болтаешь с людьми, тем лучше.

Бочка слез со своего насеста — края огромной чугунной ванны — и ловким щелчком отправил окурок в унитаз. Не успел тот зашипеть, Бочка торопливо посмотрел по сторонам (чего он ожидал, интересно?) и рукой вяло попытался изгнать предательские следы витающего греха. Пол отлепился от здоровенной хромированной нагретой вешалки для полотенец (адское пламя — она изрядно поджарила мне зад, эта штука — честное слово, пока не отклеишься — и не заметишь, какая горячая эта дрянь). Он отечески возложил длань на широкие Бочкины плечи — докуда смог дотянуться.

— Природа, — сказал он, довольно яростно толкая и обнимая Бочку (стараясь внушить свою точку зрения). — Просто человеческая природа, а? Эй! Ну еще б. Слышь — мы просто в дверь стукнем, скажем: привет, мистер Киллери! Я Пол, это Бочка, а у вас как дела? Все хорошо? А как хозяйка? Здорова? И все. Ну как, нормально? Я в тебе не сомневаюсь, сынок. Что, блин, не так, а? А потом вернемся к старине Тычку — посмотрим, что он там творит, тупой ублюдок. К тому же, если честно — тебе ж надо знать, во что ввязался, да? Изволь теперь колдовать на кухне.

— Да, и вот еще что, — взвизгнул Бочка, вновь припомнив все свои горести. — На хрена ты выступал, что я, блин, зашибись как готовлю? Э? Да бля — я не настолько хорош. И вообще, сколько в этой шарашке народу живет? Да тут их сотни поместятся. Дьявол…

— Вот только этой ерунды не надо! Ты, блин, в натуре мастер на кухне, и сам это знаешь. И какие еще сотни? Всего-то один дом. Тебе ж не «Обеды на колесах»[10]готовить.

— Ну, это офигенно здоровый дом, а? По-любому, я деликатесов не готовлю… — бурчал Бочка. — Кстати, я знавал одного пацана из «Обедов на колесах». Как он водил — господи боже мой. Когда приезжал, почти все уже по фургону размазано. Говорил, сгребает все равно и в них запихивает. Никто не жаловался.

— Смешно. Ты пойми, Бочка, — почему я тебя подставил: я прикинул, надо чё-то мужику дать. Сечешь? Когда он, типа, сказал мне про это место, я такой думаю: круто, супер, вот что нам надо. Но потом мне показалось, что этот парень, Лукас, ему, типа, знать охота, как мы сами-то поучаствуем. Потому я и наплел ему чепухи про дизайнерскую контору — а чё делать? — но нельзя же до скончания веков твердить о мебели и совать охапки цветов в ведра? А вот еда — совсем другой коленкор, врубаешься? Смешно все-таки было, как он про лилии трындел, да? Я просто купил целую кучу на Коламбия-роуд и запихал в первое, что попалось на глаза. А он так верещал, словно я прям Микеланджело какой.

— Да? А чего ж ты завелся про стебли и фигню всякую, а, Пол? Я, блин, тебе поверил.

Пол засмеялся:

— Ага. По-моему, прикольно вышло. Не знаю. Наверно, прочитал где-то. Я прикинул, он хочет это услышать. Ладно, да ну к черту. Ну что? Ты за? Пошли познакомимся с этим Киллери и его телкой — ну, женой или кто она? Будем дружелюбными. Я дело говорю, сам знаешь.

Бочка медленно кивнул:

— Да. Хорошо. Наверно, ты прав. Но слышь, Пол — слушай. Этот парень, Лукас. Ну то есть — ты, небось, все обдумал. Чё-то как-то все это странно, а? Нафига он вообще это затеял? В смысле — чё задумал? И не надо, блин, как всегда, говорить «Альфи» — меня это бесит. По-твоему, он псих? Наверняка, да? Где ты вообще его откопал? Он чё — просто подвалил к тебе в клубе? И чё сказал?