- Да с тоски. Тошно ей, неупокоенной, на земле. В это времечко только и есть развлечение – до свету с такими же перебыть. На Святки-то поганые играют. Барагозят. Чудят. Норовят человека к себе затянуть. Вот ты и попалась. Не в добрый час.

- Не собрала всех костей. Вот и мыкается... – негромко пробурчала заполоша. – Ты бы взяла воску-то, иначе сну не будет.

- И долго она ещё будет вот так?

- Выть-то? Кто бы знал. Пока не надоест.

Вой не смолкал, набирал обороты. От него тоненько зазвенело стекло да негромко скрипнуло в стенах.

- Вот порченая костяшка! – осердился Тихон. – Накликает ведь на нас!

- А ты меньше каркай! - сердито оборвала заполоша. – Близко она. Небось те послали, Лиду обратно зазывать. У Тайки самый шабаш теперь.

- А эта Тая... Отчего она такая? Почему их привечает?

- Дак одного поля ягоды. От Тайки одна оболочка и есть. Пришибло когда-то закляткой, с тех пор не в себе ходит.

- Она теперь что пустой сосуд. – подтвердила заполоша. – Подселенная ей по-своему правит, голосом ейным говорит, руками работу делает, ногами земелю топчет.

Это звучало довольно странно и Лида притихла, задумалась – как вообще возможно подобное. Где же помещается та подселенная? И как выглядела изначально?

За мыслями, она вновь задремала. И монотонное соло вытьяны теперь скорее укачивало, а не пугало.

В следующий раз Лида проснулась от стука.

- Выйди к нам! Выйди к нам! – призывало из-за двери. – Скучно-о-о! Хотим играть! Выходи, Лида-а-а!

Внутри неприятно засвербело – Лида узнала зловредных сестриц. Показалось, что они совсем рядом, прямо за дверью. И не собираются отступать.

- Нечего. Нечего, - пробухтел недовольно запечник. – Не принимаем нынче, идите себе, не до вас!

- Не уйдём! Не уйдём! – противно захихикали сестрицы. - К вам хотим! Отворяй!

- Вот придёте вчера, тогда и пущу! – тут же нашёлся Тихон и подмигнул сжавшейся Лиде.

- Послал! Послал! – завизжали девчонки вразнобой.

Они ещё долго толклись возле дома, но постепенно недовольные крики отдалились и поутихли. Наступило временное затишье.

- Как вы странно сказали... – не выдержала Лида. – Про "вчера..."

- Дак известно дело. Меня бывший хозяин обучил.

- Настырных так и отваживают, – заполоша протёрла крылышком стекло и вздохнула. – Где-то наш Николаша? Когда вернётся?

- Не рви мне сердце, - Тихон стукнулся лбом о печь. - Моя вина! Только моя!

- Опять завёл! – рассердилась волосатка. – Говорено уже про то, что без толку повторять.

-Моя, моя, - не послушался Тихон и они негромко заспорили.

Лида же снова прилегла. Но сон больше не шёл.

Она думала как помочь Николаю. Его невероятное превращение вовсе не пугало её. Тревожило лишь одно – вдруг, он не сможет вернуться? Вдруг останется волком навсегда??

В случившемся с ним Лида теперь винила себя. Ведь если бы он не вступился за неё – не произошло бы той жесткой расправы. А, значит, не случился и оборот, и Николай остался бы человеком.

Мысли кружили в голове... перетекали от Николая – к той жуткой старухе с клюкой, после – к её тайному облику, уродливому и одноглазому... следом – к кукляшке-чурбачку, заготовке, за которой велась охота.

Как говорил ей Тихон – это вместилище? Сосуд?

Что, если разбить её? Как-то попробовать уничтожить? Может быть - сжечь? И правда! Как она не подумала раньше! Нужно забрать чурбачок из машины и бросить в печку. Пускай сгорит. И тогда бабка отстанет от неё. Наверняка отстанет! А с ней и вся прочая свита!

Окрылённая этой спасительной мыслью, Лида вновь задремала.

В зыбком тянущем мороке привиделась ей говорящая голова. Лихарка таращилась злобным глазом, шипела одно и тоже:

– Пожалеешь! Пожалеешь! Пожалеешь!

Вокруг неё кружили размытые непонятные образы – то ли другие похожие головы, то ли иные существа. Они мелькали так быстро, что Лиде сделалось дурно. Пол покачнулся, опрокидывая её куда-то вниз.

Скатившись с лавки, Лида долго сидела, вглядываясь в полумрак.

Однако, всё было спокойно. Никого не было в комнате, никто не ломился в дом. Тихон с заполошей тоже исчезли.

Лида решила, что их сморил сон и неожиданно обрадовалась тому.

Что, если теперь сбегать за кукляшкой? Светает. И на улице никого. Досаждавшая нечисть попряталась, убралась до следующей ночи.

- Я быстро! – уговаривала себя Лида. – Машина же совсем рядом. Пара минут и снова буду здесь.

На цыпочках она подобралась к дверям, постояла, вслушиваясь в тишину. А потом набросила куртёнку и решительно шагнула наружу.

Мороз сразу прихватил за лицо. Седой и застывший воздух дымом укутывал дали. Утренний свет струился сквозь него, ложился на снег красноватым отблеском... Иней изукрасил домишки, крупными кристаллами нарос на ветвях.

Не замечая этой красивой картины, Лида поспешила к машине. Пошарив в салоне, нашла в бардачке чурбачок, и тут то её и окликнули хрипловато:

- Достала? Вот умница! А теперь - отдай!

Позади очень близко стояла старуха! С бесцветного лица смотрели колючие глаза. И Лида разом задохнулась – она узнала её! Узнала! Это была покупательница, что хотела приобрести рукоделку!

- Что смотришь? Отдала бы чурбак – давно была бы дома! – противно хихикнула старуха. – Пожадничала! Пожалела! Вот и попалась как мышь!

- Это вы были на дороге! – онемевшими губами шепнула Лида.

- Узнала, узнала, - старуха ловко выдернула кукляшку у неё из рук и выплюнула с ненавистью. – А за сестрицу мою – здесь останешься! Навсегда! Навсегда! Не вернёшься домой! Нет для тебе возврату!

Посулив это Лиде, она медленно направилась к лесу.

- Почему? Почему не вернусь? Объясните! Вы не можете так поступить! Не должны! - потрясенная Лида заторопилась следом.

Проваливаясь в снег, старалась нагнать бабку и объясниться.

Та хоть еле плелась, но расстояние между ними не уменьшалось. Лида никак не могла поравняться с ней.

Время от времени бабка оглядывалась, словно насмехаясь, махала кукляшкой, хихикала препротивно, корчила неприятные рожи.

И Лида упорно продолжала идти. Она не замечала как меняется всё вокруг – лес становится гуще, уродливые деревья поднимаются вверх стеной, почти срастаясь друг с дружкой толстыми корявыми стволами.

Наконец, между ними проклюнулся из снега дом-пенёк, почти завалившийся на бок. Двери в нём не было. Лишь узкий открытый проход, внутри которого зависла чернота.

Старуха оглянулась напоследок и быстро прошмыгнула в проём.