– Ты создал их из костей? – спросила она, коснувшись стебля ярко-красного мака. Он прилип к ее влажной коже.

– О да. Хочу предупредить: до конца дня моя рука будет ни на что не годна, – сказал он.

– Да и сам ты, думаю, тоже, – Карлоу сорвала цветок, и он лопнул с брызгами крови. – Возможно, новая Дверь, сделанная из нас, сработает, потому что мы бессмертны.

Она резко отстранилась, и Крик, не ожидая этого, с трудом удержал равновесие. Я вздрогнула. Похоже, чтобы навсегда закрыть Дверь, они перепробовали все, что могли, но ничего не получалось. Все, что создавали благоосененные, под воздействием Двери сходило на нет в течение нескольких дней. Карлоу удалось продлить этот срок до двух недель, изменив формулировки некоторых контрактов и использовав себя в качестве жертвы. После этого ее превосходительство запретила Карлоу и Крику приносить в жертву свои жизни.

Они не могли умереть, но в теории у них было множество других способов рисковать своей жизнью.

– Я обращусь к ее превосходительству с другой просьбой. Надеюсь, она разрешит приносить в жертву тебя, – сказала Карлоу, затачивая перо. – Учитывая твою неспособность держать рот на замке, из всех нас стать Дверью больше всего шансов у тебя.

Он притянул ее к себе, одной рукой обняв за талию, и постучал пальцами по ее ребрам.

– Если найти правильный подход, все смертные могут стать Дверью. Как думаешь, там есть сердце или только завядший мак?

Бэзил сделал глубокий вдох и отвернулся.

– Ты ошибаешься, Крик. – Карлоу вонзила перочинный нож ему в бедро и вскрыла артерию. – Ты ведь знаешь, у меня в груди ничего нет. Нам обоим это хорошо известно, ведь мы столько раз меня вскрывали.

Крик был мертв еще до того, как упал на землю.

– Бейнс, отдай мои записи, – сказала Карлоу, протягивая руку. – Мне нужно работать.

Крик воскрес, засмеялся, стягивая с себя порванные брюки и осмотрел свою кожу. На месте пореза не было ни единого шрама.

– И снова за работу.

– Не обращай на них внимания, – пробормотал Бэзил. – Они все время так себя ведут. Думаю, мертвым быть проще, чем разбираться с жизнью, а все изменилось с тех пор, как… Ну, они никогда особо не ладили, но в последнее время все стало еще хуже.

Я кивнула. Жить уже было все равно что стоять у обрыва. Каждая беда была просто рукой, которая подталкивала нас чуть ближе к краю. А наши творцы были все равно что второй набор рук. Мы были полезны, но только если причиняли себе боль. Мы чего-то стоили, но только если причиняли себе боль. Мы контролировали ситуацию, но только если причиняли себе боль.

– Но если ничего, что вы создавали с вашими благотворцами, не сработало, – я говорила медленно и достаточно громко, чтобы меня услышали остальные, – почему бы наследнику не использовать своего грехотворца?

– Что мы будем делать, когда его грехотворец разрушит Дверь? Вежливо попросим Грешных не есть нас? – спросила Карлоу, повернувшись ко мне. Ее черная бровь взмыла над стеклами защитных очков. – Мы должны вести себя осторожно. Ее превосходительство в курсе всех контрактов его величества, и все, что может быть расценено как измена, приведет к тому, что нас всех убьют. Даже несмотря на то что он ее наследник, она не позволит ему править, пока не будет готова сложить корону. Она не хочет, чтобы во время наших исследований мы случайно обнаружили, как убить их – или их творцев.

– Потому-то ты и здесь. – Крик посмотрел на меня, прищурился и похлопал по своей руке, вокруг которой извивалась виноградная лоза. – Попробуй их уничтожить. Не бойся. У тебя не хватит сил, чтобы уничтожить моего благотворца.

Я кивнула. Это не было оскорблением, обычная констатация факта, но мой грехотворец все равно недовольно заворчал.

Крик протянул руку, и из его плоти выросла белая роза, вокруг которой обвивались ярко-голубые анютины глазки. Мой грехотворец задрожал и соскользнул с моей руки. Я прислонилась к столу Крика.

– В случае со мной и Карлоу лучшие жертвы – это воспоминания. Из-за наших проклятий физических жертв не хватает – мы ведь не можем погибнуть. Поэтому физические жертвы либо бесполезны, либо из-за них мы умрем на несколько дней, – он взял со стола флакон без этикетки и протянул его мне. – Чтобы создать это, мне потребовалось почти сто смертей, но содержимого этого флакона хватит, чтобы убить десять человек.

– Всего десять? – спросила я.

Карлоу фыркнула, и Крик скрестил руки на груди.

– Мне очень нравится мое первое воспоминание о смерти Карлоу, – сказал он. – Принеси его в жертву и уничтожь только растения.

«Уничтожь эти цветы, – взмолилась я своему грехотворцу, – и прими в жертву первое воспоминание Крика о том, как Карлоу принесла себя в жертву».

Мой грехотворец заскулил, и мою голову пронзила острая боль. Этого не хватало.

«Уничтожь то, что сможешь. Смертные части цветов».

Я крепко зажмурилась. Меня окутало тепло, похожее на весенний солнечный свет, струящийся сквозь листья, и влажный запах перевернутой земли, и мой грехотворец пронесся над Криком. Крик ахнул. Раздался звон, стекло ударилось о дерево, ящик захлопнулся. Я открыла глаза, и мой грехотворец залился трелью, как будто ждал меня. Цветы заколыхались, и их лепестки осыпались. Мои ноги подкосились, и я упала на пол. Крик поднял меня и усадил на свой табурет.

– А вот это любопытно, – сказал он.

От цветов остались только вены, красные и тонкие, вертикально стоящие в форме растения, которое они когда-то переплетали.

Бэзил подошел ко мне.

– Они все еще связаны с твоими венами?

– В самом деле, – сказал Крик, – есть ли разница между прожилками листа и венами под моей кожей?

– Оооо, есть и большая, – Карлоу наклонилась над странными остатками моей магии и коснулась вен. – Похоже, лепестки все еще есть, хотя я их не вижу. Как ты сформулировала контракт?

– Я заставила его уничтожить только смертные части, – сказала я. – А это, должно быть, бессмертные. Чтобы уничтожить их, принесенной жертвы не хватало.

– Вот оно как? – спросила она. Я кивнула, и она вздохнула. – Я знала, что мы с Криком не полностью смертны, но если грехотворец не может уничтожить то, что мы сотворили из наших тел, возможно, Дверь не сможет тоже.

– Но один из вас должен будет отдать мне бо́льшую жертву, – сказала я. – Я никогда не уничтожала ничего бессмертного.

Карлоу указала на свой нож в моих руках.

– Убей меня. Я все равно оживу, и это должно требовать жертвы большей, чем воспоминания Крика.

– Нет, – я уронила ее нож. – Я никогда никого не убивала. А что, если, чтобы воскреснуть, тебе понадобятся годы?

– Тогда я приду в себя более спокойной, чем была, – сказал Карлоу. – Твой грехотворец подчинится, если ты точно скажешь, сколько нужно уничтожить, чтобы я оставалось мертвой максимум несколько дней?