Ну что ж, будем жить – денег нет, но как-то продержимся. Правильно я решила уехать от всех. А если я понадоблюсь им, то пусть ищут. Кто хочет, тот найдёт, а кто не хочет, значит судьба. Я не хочу ни под кого подстраиваться. И у меня начинается новый этап в жизни.

Но развода с мужем пока не получится. Встреча с ним отменяется. Идти на поклон? Надо – сам найдёт. Захочет честным быть человеком – значит, поговорим с ним, как цивилизованные люди. Я ему изменять не собираюсь, и даже если он изменял, что ж, я желаю ему только счастья. Хоть и сердце рвётся пополам. Все годы с любимым не выкинешь.

Но больше всего обидно, что он мелочь посчитал не своим сыном. И нас выкинул на мусорку, словно не было всех этих лет. Хотела бы посмотреть на его нынешнюю девушку. Но высказывать, конечно, разлучнице ничего не буду. Она мне ничего не должна, и я ей тоже.

Вот такие мысли бродили в моей голове, когда я шла домой. Дом, милый дом. А ведь дом там, где хорошо и счастлив ты сам. Столько лет здесь прожито! И весёлых, и не очень. Опять проходила через эту заброшку.

Вспомнила о парне, которого я спасала. У меня же где-то номер врача сохранился. Просматривала контакты. А потом вспомнила, что когда я лежала в больнице, то телефон скидывала до заводских настроек. Да и что бы я сказала врачу: «Здравствуйте, я вам звоню, чтобы узнать, как дела у…»

Да я ведь даже имени его не знаю. А то, что номер не сохранился, только к лучшему.

   Мы с мелочью на попутке добрались до деревни. Устали так, что мелкий уже ничего не просил. Спал очень крепким сном. Даже для приёма лекарства мне пришлось его разбудить. Глебушка молчал и только смотрел на меня своими синющими глазами с тёмными ресницами. Я сама тоже устала. Но если бы мы добирались не попуткой, а автобусом, то потратили времени больше.

Дядечка нам попался добрый и отзывчивый. Всю дорогу меня развлекал своими рассказами. Глеб с ним охотно общался. И рассказывал деду Толе, как он велел себя называть, стихи Барто и Маршака, которые мы с ним учили не так давно. Память у моей мелочи хорошая. Да как же Святослав от нас отказался? Как такое возможно?! Смотрела на дорогу и тихо плакала.

– Мила, не рыдай ты так. Не встретила ты своего мужчину. Вот мы с Танюхой живём лет так двадцать, как посчитай, и внуки скоро будут. Старшенького Лёшки жена вот-вот должна родить. Да и Катюха с Санькой подрастают – гордость моя, близнецы. – Видно было по мужчине, что он очень горд, что у него такие талантливые дети. – Ты представь, Катюне одиннадцать. А она мне больше помогает, чем Лёшка или Санька. Моя Танюха в детском доме работает. Живём душа в душу. Так что не переживай, счастье твоё рядом где-то ходит.

– Дядя Толя, да я особо не переживаю. И мне мама ещё говорила, что кто изменит раз, тот будет изменять и дальше.

– Правильно твоя мама сказала. Она из этих мест была?

Я кивнула в ответ.

– Наш человек.

Я посмеялась над логикой дяди Толи. Как хорошо, что мы с мелочью не восемь часов тряслись на автобусе, а в такой хорошей компании время провели.

Дядя Толя нас высадил на остановке. Они с Глебом очень тепло попрощались.

– Ну что, Глеб, не против, если я к тебе приеду? – спросил Толя. Он просил так себя называть, а мне как-то не очень было прям удобно. Всё-таки по возрасту он мне в отцы годился.

– Не против. – Мелкий о чём-то своём подумал и обратился уже ко мне: – Мам, а Катя и Саня, они могут к нам приезжать?

– Почему нет? Как-нибудь обязательно приедут, – сказал дядя Толя. – Ну, что, Мила, звони мне, если что, телефон мой знаешь.

Я кивнула, дядя Толя сел в машину и поехал дальше. А я мысленно поблагодарила небеса и свою маму, что на моём пути встречаются и хорошие люди, а не только плохие.

Пока шли по деревне, на нас смотрели старушки с любопытством.

Мой дом совсем покосился. Мебель там была старая, всё со времён СССР. И затхлость была ужасающей.

– Сыночек, отпусти маму, – сказала я, но мелкий вцепился в мою руку и чего-то боялся. – Не боись, мелочь. Это наш дом на ближайшее время.

– Хозяева! Хозяева... – я услышала, как нас зовут около калитки. Спокойствие нам только снится. Я вышла из дома, мелкого взяв на руки. – А ты дочка Настеньки, да? – сказала мне старушка, заглядывая в мои глаза. – Твой сын?

Я кивнула.

– А мы уже думали, что ты не приедешь в родные края. Слышали, в город подалась. Ладная, смотрю, у Настасьи дочка выросла, да и красивая. Ладно-ладно, не буду вам мешать. Обживайтесь. Я позже зайду. – И она вручила мне пирог.

Вот и пойдём проверим с мелочью, с чем пирог. Спустив мелкого на землю, мы с ним прошагали обратно к дому. Я уже и забыла, какие здесь настырные бабушки. Скоро паломничество начнётся. Зато не будем голодными.

– Ну что, мелочь, пойдем обживаться. Слушай, а я ведь не спросила, как нашу соседку зовут. – Я по привычке с мелким говорю. Он опять молчит. – Что, Глебушка, не нравится наше жильё?

Мелкий покачал головой.

– Нет. Я к папе хочу, – сказал, сам прижимаясь ещё больше к коленке. – И к бабе Тоне.

– Эх, счастье моё. Поживем с тобой тут немного. Может, и папа, да и бабушка к нам приедут. – Успокаиваю его, а про себя думаю: «Ждите нас и пишите письма». Но не будем о грустном. – Может, наша жизнь только начинается, а, Глеб?

Как и предполагала, в скором времени началось паломничество старушек. Кто-то принес пирожки, кто-то яблоки. Да и просто любопытные приходили. Всё пытались выяснить о нас с Глебом. Кто мы и откуда?

* * *

Стервы тоже плачут

   Элона ехала по городу на своей машине и вспоминала дни минувшие. Она была сильной женщиной. Не патологической неврастеничкой или бесчувственной, она была непробиваемой, стальной женщиной. Грациозной, жизнелюбивой и верной себе.

Она родилась в Советском Союзе. В начале его заката. С детства мечтала стать врачом. Её родители были достаточно обеспеченными людьми. Отец занимал хорошую должность при горкоме партии, мама преподавала фармакологию в медицинском институте.

Росла она очень избалованной девочкой. В семье была единственным и долгожданным ребёнком. Поэтому родители так тряслись над её воспитанием и души в ней не чаяли.

Ах, какое у неё было беззаботное детство! В школе она одевалась лучше всех, и все одноклассницы ей завидовали. Она привыкла получать всё от этой жизни. В школе в знак уважения к её папе девочке очень часто завышали оценки.

Ухаживания своих ровесников она отвергала, часто мучила своих ухажёров. Её самолюбие очень тешили те моменты, когда она узнавала, что на перемене кто-то из парней подрался из-за неё. Потом разом всё рухнуло, развалилась страна, настали очень трудные и тревожные времена. Это были лихие девяностые. Папа стал заниматься бизнесом, а мама продолжала преподавать в институте. В жизни Элоны тогда всё было расписано по графику: институт, репетиторы, дом.