в его вкусе. Я знаю, ему нравились девицы яркие и бойкие, а я невысокая бледная брюнетка. Пройдешь мимо и не заметишь.

Но мне так хотелось дотянуться до мечты, что я приглушила голос разума и отогнала прочь сомнения. Заодно вычеркнула из памяти все его подвиги. Ведь я не собиралась упрекать его прошлым. Мы тогда даже не дружили, были просто знакомы.

«Кто прошлое помянет, тому и глаз вон», — рассудила я и решила просто наслаждаться своей удачей. И за все два года замужества ни на секунду не пожалела о своем решении.

В то злополучное утро я лежала в стоматологическом кресле и сгорала от нетерпения: наконец-то и у меня скоро будет идеальная улыбка. Гордость за мужа приятным теплом согревала сердце и поднимала настроение: всего за два года Жека стал лучшим в столице специалистом по винирам и прочей красоте. И я чувствовала себя причастной к его успеху.

Ведь это я первая поверила в него. Без раздумий отдала квартирку, полученную от государства, чтобы он смог обустроить свой кабинет и пройти дорогие курсы. Зато теперь к нему очередь на полгода.

Холодный белый свет медицинской лампы пробирал до мурашек. Я поморщилась и повернула голову в сторону медицинского столика. Мои губы сами собой растянулись в улыбке. Но улыбнулась я в пустоту. Потому что Жеки на этом привычном месте не было.

Хруст стекла и всхлип шприца, втягивающего в свое нутро лекарство, раздался с другой стороны.

Почему муж зашел мне за спину? Нельзя ведь ходить по стоматологическому кабинету с инструментами и вскрытыми ампулами в руках.

Удивление не заставило вскочить меня с кресла. Я только приподняла голову и брови вопросительно изогнула. В следующую секунду в металлическом лотке звякнула вскрытая ампула. Краем глаза я успела отметить название — лидокаин. Но осознать ничего не успела.

— Будет не больно, как комарик укусит, — приближаясь ко мне из-за спины, вкрадчивым голосом сообщил муж и не обманул.

Комар кусает больнее, но от его укуса не опухает язык и глотка… И грудь не рвется на части от нехватки воздуха…

…Я так хотела идеальную белую, как в кино, улыбку. А получила укол лидокаина, на который у меня аллергия.

Ему ли об этом было не знать?

Однажды на первом курсе я сильно заболела, но пропускать лекции не решилась. Медицинский университет не похож на другие. Один день не придешь, по самой что ни есть уважительной причине, — и поймаешь уйму отработок. А проболеешь неделю — будешь хвосты разгребать весь семестр.

Тогда моя подруга и соседка по комнате взялась меня пролечить, а я взамен обязалась, когда выздоровею, уходить гулять на пару часов, пока она будет общаться со своим парнем. С Жекой.

Первый укол антибиотика, разведенного лидокаином, прошел без происшествий. А вот второй… Мне повезло, что Жека в этот момент ждал за дверью, пока подруга меня уколет.

Почему у меня оказалась такая реакция на безобидный для многих препарат, я не знаю. Но тогда Жека меня спас. При первых судорогах и сбившемся дыхании сориентировался он мгновенно. Метеором вылетел из комнаты и почти сразу вернулся, сжимая в кулаке крохотный тюбик с иглой на кончике. Обнажил иглу и прямо через одежду вонзил ее мне в предплечье.

А потом, когда опасность миновала, вспотевшими пальцами коснулся моего лба и припечатал: «Настен, запомни навсегда, что лидокаин — это твоя смерть».

— Кукаре… К-ку-у-у! — ворвалось в мой сон, и я подскочила на кровати.

Глянула на розовое зарево за окном и упала назад на пропитавшуюся потом на подушку. Образ мужа, оставляя в сердце дыру, понемногу растворялся в свете нового дня.

Глава 12

Рябчик снова затянул свою предрассветную песню, а его собратья из других уголков поселка принялись подпевать на разные лады.

За стенкой скрипнул матрас, и вскоре в гостиной раздались шаги. К бессоннице я не склонна, но после ночных видений сна у меня не было ни в одном глазу.

Толку бока отлеживать? Я вылезла из-под одеяла, опустила ноги в туфли и поморщилась: холодно. Прошло всего несколько часов, а все тепло от грубки, как назвал ее Игнат, улетучилось. В следующий раз надо попробовать протопить настоящую печь.

Я натянула платье, надела поверх него колючую шерстяную кофту, потянулась к чулкам и скривилась от запаха. Стирку тоже надо устраивать. Но не сейчас.

Сейчас самое время пойти к Матрене: наверняка она уже на ногах и хлопочет вокруг коровы. А потом мне стоит заняться завтраком.

Из чего я его буду готовить, вопрос интересный. Игнат все-таки прав, нельзя есть картошку, которую Олимпий Ладиславович приберег на семена. Стоит проверить куриные гнезда, но пара яиц положение не исправят.

Мне срочно нужны деньги, чтобы купить молока, муки, картошки и мяса. И керосина. Потому что после вечерней растопки печки оставалось его всего ничего.

Где мне их заработать? Тем более, если верить Игнату, за работу здесь платить предпочитали совсем не деньгами.

Хочешь не хочешь, пора начинать варить зелья и продавать их жителям поселка.

А еще… я ведь даже не знаю, как этот поселок называется. Какой сейчас год и день, тоже не знаю, — спохватилась я и едва не всплеснула руками. Так и выдать себя недолго.

Интересно, в этом мире есть еще попаданцы? Или я одна буду носить почетное звание попаданки в местной психушке? И я нервно хихикнула.

Руки, заледеневшие во время сна, оставались холодными. Я поднесла их ко рту и попыталась согреть дыханием, но тепла в нем оказалось не много.

Как согреться, идея у меня была, и я направилась в чулан. Взяла оттуда горсть корзинок ромашки и на остатках керосина приготовила отвар. Часть его налила в бутыль, а часть в треснутую чашку, которую обнаружила на кухонном столе.

Несколько глотков действительно помогли.

— Игнат, отвар ромашки будешь? — окликнула я топающего из сеней дядю и кивнула на запотевшую бутыль.

— Чего отвар? — сощурился он и, принюхиваясь, повернулся в