В городе началась ярмарка. Ряды размещались на большом футбольном поле, неподалеку от рынка. Муи Цай и я ускользнули туда в самое жаркое время суток, когда ее хозяйка дремала под опахалами после плотного обеда.

Чтобы попасть на ярмарку, нужно было заплатить двадцать центов.

Сладковатый запах яиц и ореховых пирожных смешивался с маслянистым ароматом, исходящим от больших сковородок, на которых в большом количестве растительного масла запекалась рыба в тесте. А примечательностью того жаркого ярмарочного дня была импровизированная сцена, вокруг которой сидели улыбающиеся девушки в ожидании скромных молодых людей, готовых заплатить пятьдесят центов за удовольствие потанцевать зажигательный танец с понравившейся девушкой.

— Приходите увидеть девушку — повелительницу змей! — призывал огромный рекламный щит, на котором гигантская змея обвивалась вокруг девушки с пронзительными черными глазами. Мы заплатили по десять центов и зашли в палатку. Внутри было очень душно. В этой духоте горела какая-то лучина с благовониями. В железной клетке на соломе по-турецки сидела ничем не примечательная малайка средних лет. В руках у нее была до разочарования маленькая змея, которую она пыталась закрутить вокруг себя. Но змея только высовывала раздвоенный язык, не слишком понимая, чего от нее хотят. Нам было жарко и скучно, и мы очень быстро вышли из палатки.

На улице мы купили немного кокосовой воды со льдом, и Муи Цай убедила меня стать в очередь к китайскому прорицателю. Рядом с палаткой прорицателя были развешены рисунки различных типов ладони, поделенные на несколько участков. Связи этих участков с судьбой описывалась какими-то китайскими иероглифами, выполненными зеленой гуашью. Нам дали красные билеты с номерками. Муи Цай и я решили зайти вместе. В волосах Муи Цай играл ветер, и мы смеялись над чем-то забавным, когда подошла наша очередь.

Старый китаец с редкой козлиной бородкой таинственно улыбнулся нам с другой стороны складного столика. У него была очень желтая кожа и широкие глаза. Он жестом указал в сторону стульев, стоявших перед столом. Мы неуклюже уселись, поставив стаканчики с водой на траву и перестав смеяться.

У него на столе стоял маленький красный алтарь с дымящимися лучинами и маленькая бронзовая статуэтка.

Он поднял правую руку и произнес:

— Пусть говорят предки!

Почувствовалось легкое дуновение ветерка.

Беспристрастно он потянулся к Муи Цай, взял ее ладони в свои морщинистые руки и глубоко вздохнул. Муи Цай и я пожали плечами и удивленно посмотрели друг на дружку, пытаясь сбросить неожиданно появившееся напряжение в этой до одури душной палатке. Я забавно закатила глаза, а Муи Цай наигранно надула губы.

— Горе, много горя, очень очень много скорби! — хриплым голосом закричал прорицатель.

Его резкий крик в тихой палатке застал нас врасплох.

— У тебя не будет детей, которых ты сможешь назвать своими, — добавил он странным глухим голосом.

Воздух, казалось, замер. Я почувствовала, как Муи Цай оцепенела от страха. Ее маленькие руки будто горели огнем, и старик резко отпустил их. Затем он обратил пронзительный взгляд на меня. Спокойно и уверенно я положила ладони на его протянутые руки. На своих влажных руках я почувствовала сухую прохладную кожу. Он закрыл глаза. В жарком воздухе он замер, как статуя.

— Сила, очень много силы. Тебе нужно было родиться мужчиной. — Он сделал паузу и нахмурился. Под закрытыми веками глазные яблоки хаотично двигались. — У тебя будет много детей, но не будет счастья. Берегись своего старшего сына. Это твой враг из прошлой жизни, который вернулся, чтобы наказать тебя. Ты познаешь скорбь утраты своего ребенка. К тебе в руки попадет фамильная драгоценность огромной ценности. Не пытайся удержать ее у себя и не пытайся заработать на ней. Она принадлежит храму.

Он бросил мои руки и открыл свои странные глаза, посмотрев на нас отсутствующим взглядом. Муи Цай и я поднялись со стульев, удивленные и испуганные. Нам обеим почему-то стало холодно, хотя жара была просто невыносимой.

Мы вышли на улицу, позабыв про стаканчики с водой. Я посмотрела на Муи Цай. Ее глаза были круглыми от страха, а руками она держалась за живот. Хотя она уже была на седьмом месяце беременности, ее живот был намного меньше, чем у меня. Если она надевала широкое платье, то живота почти не было заметно.

— Послушай, — смело начала я, — ясно же, что все это обман. Почему он сказал, что у тебя не будет детей, ведь ты уже беременна? Мы просто выбросили деньги на ветер. Все, что он сказал, — просто чушь.

— Да, ты права. Наверняка это все обман. Ужасный обман проходимца, который любит пугать молодых девушек.

Всю дорогу домой мы молчали. Я пыталась забыть все услышанное. Старик говорил, едва шевеля губами, но все его странные слова запечатлелись у меня в голове, как какое-то проклятие. Я аккуратно придерживала свой живот руками, как будто пытаясь его защитить. Было смешно даже подумать о том, что мой старший сын, который еще даже не родился, но которого я уже люблю, может быть моим врагом.

Полнейшая чушь. Глупее мне ничего не приходилось слышать.

А жизнь продолжалась. Кусок дерева, который когда-то мой муж принес для резьбы, стал понемногу превращаться в овал лица. Сначала я смотрела каждый день на те изменения, которые с ним происходили. Однако эти изменения происходили настолько медленно, что я вскоре потеряла к этому всякий интерес.

Подождите, я же должна рассказать о встрече с большим питоном! Однажды я сидела на холодном полу в кухне, разбирала и чистила маленькую рыбешку. Анчоусы стоили дешево, и их во множестве можно было купить на базаре, поэтому я использовала эту рыбку в приготовлении многих блюд. Анчоусы с рисом, анчоусы с баклажанами, анчоусы в кокосовом масле… Почти без раздумий я добавляла анчоусы во все. В тот день лицо Муи Цай появилось в окне кухни. У нее были большие от удивления глаза, и она нервно размахивала руками.

— Быстрее, пойдем, посмотрим на питона!

— Где он?

— За домом Минаха.

Мы побежали за дом Минаха и в кустах, довольно далеко от дома, увидели трех маленьких мальчиков, которые, прижавшись друг к другу, пальцами указывали на что-то, лежащее на сухой земле. Их глаза сияли от волнения и страха одновременно. Толстый, свернувшийся кольцами питон не двигался, но, очевидно, чувствовал наше присутствие. Солнце и очень плотный обед сделали его вялым и неподвижным. Немигающие пепельно-оранжевые глаза на голове формы граненого бриллианта недоброжелательно смотрели на нас.

Питон был огромным и прекрасным.

Настолько прекрасным, что мне захотелось оставить его у себя. Во мне уже не было страха перед змеями. На громкие крики пришли несколько мужчин, которые стали бить питона по голове. Его толстое лоснящееся тело стало сворачиваться кольцами и распускаться в нитку от боли, пока не затихло в луже крови. Вытянутое тело убитого питона измеряли веревкой, отмерянной от запястья до локтя. Было объявлено, что его длина более двенадцати футов. После этого питону разрезали живот, в котором нашли полупереваренную козу, изуродованную настолько, что опознать ее было невозможно. Я в полном изумлении смотрела на непонятный кусок плоти, покрытый пищеварительными соками, из которого торчали рога и копыта. И тут мне в голову пришла странная мысль. Очень скоро мой живот будет больше, чем у питона, потому что он рос пугающими темпами. К девятому месяцу он был настолько большим и неудобным, что я была уверена — еще немного, и я лопну, как перезревшая дыня на грядке.