– И как тянется?

– Никак. Я здесь пока никому не доверяю, – широко разводит руками Меринов. – Своих людей, конечно, переманил, но это – капля в море. Сами понимаете. Расследование идет медленно. К тому же пока ко мне присматриваются, народ осторожничает.

– И что? Неужели никто не пытался прозондировать почву?

Ефрем Харитоныч качает лысой головой. С жадностью прикладывается к своему компоту:

– Приезжал тут из Н*, прощупывал на предмет лояльности. Куницын, может, слышали про такого? Мелкая сошка.

– Это через оформленные на него фирмы лес везут?

– И это тоже. Там интересные цепочки. Нам бы спеца, что сечет в этих схемах.

– Я передам. Может, что-то еще?

– Людей нормальных. А то понабрали тут… Одна видимость, что работают.

– Это только если постепенно, Ефрем Харитоныч. Вы же понимаете. Всех не снять.

Герман отковыривает вилкой кусок котлеты. Сует в рот и тут же, брезгливо поморщившись, выплевывает.

– Господи Иисусе.

Меринов впервые за вечер улыбается, демонстрируя крепкие идеально ровные зубы.

– А мне нормально. Я к столовской жратве привык.

Оно и понятно. Меринов – бобыль. Живет с инвалидом-сыном. Тот, кажется, у него аутист. Вероятно, поэтому в их дом не вхожи посторонние вроде всяких там домработниц.

– Ну, если у вас все, я пойду. Номер для связи тот же. Держите в курсе, если вдруг что. И сильно не высовывайтесь. Даст бог, выиграю выборы, станет полегче.

– А если нет?

– Будем все равно наводить порядок. Но с меньшим размахом.

Уходит Глухов так же внезапно, как и появляется. За время его отсутствия температура упала еще, кажется, на пару градусов. А он заглушил мотор! К счастью, тот заводится с полтычка. Герман включает радио, и пока машина греется, решает передремать. Нащупывает рычаг, опускает спинку, та как-то чересчур резко падает. И вдруг стопорится. Глухов реагирует не сказать что мгновенно, но поскольку смертник сзади придавлен, успевает и наброситься на него сверху, и даже выхватить ствол. А потом только понимает, кто под ним.

– Ты?!

– Я.

– И какого хера?

Они так и лежат, Имана – черте как скрученная, под наполовину опущенной спинкой кресла. И он – между кресел. С дулом, приставленным к ее виску.

– Выполняю поставленную задачу. Охраняю вас, – чуть задыхаясь, рапортует девчонка. Глухов не знает, что ему и думать. Просто тупо на нее пялится. Какая, на хрен, задача?! Они с Михалычем эту его вылазку разрабатывали. Все так обставлено, что его охрана даже не догадывается о том, что происходит. Им дана команда – они ей следуют. А эта… что?!

– Тебе кто-то дал задание охранять меня этим вечером?

– Нет, но…

– Может, сегодня твоя смена?

– Нет.

Озвереть.

– Что ж, ты не справилась. Меня могли убить десять раз, пока ты тут под замком сидела.

– Выходит, не справилась. Да. Но я хотя бы сюда вас «довела».

Они почему-то шепчут. Изо рта пар. В носу – ее теплый женственный аромат, который чем дальше, тем насыщеннее становится. И крупная дрожь… Глухов судорожно прикидывает в уме, сколько он отсутствовал. Полчаса? Не больше. Вряд ли бы она успела окоченеть, если бы была одета тепло, а так…

– Какого дьявола ты полуголая?

Глупый вопрос. Потому что и дураку ясно, какого. Она спала, когда волкособ проник в дом. Поди, выпроваживая пса, девчонка не рассчитывала, что эта ночь закончится вот так. А потому выскочила налегке, сунув ноги в сапоги и лишь куртку поверх хлопковой пижамы накинув. И в этом она за ним через лес пилила! Ну не дура? Хотя… Тут скорей он дурак. Пригрел змею на шее.

– Кто. Тебя. Завербовал?

– Никто.

– То есть ты просто так с риском для жизни меня преследовала?

– Я делала свою работу.

Взгляд – кремень. А губы все же немного дрожат от холода. Глухов виснет. Хотя он и не дурак. Знает, что девчонка может спецом эту карту разыгрывать, чтоб мозги ему затуманить. И тем более удивительно, что его, несмотря ни на что, ведет. И от ее аромата в голове пьяно кружится…

Глухов, сощурившись, медленно отстраняется, продолжая удерживать девчонку на мушке.

– Тачку водить умеешь?

– Да.

– Садись за руль. Только тихо. Без резких движений.

Он возвращает спинку в вертикальное положение. Девчонка выбирается. Садится на заднем сиденье, чтоб отдышаться. А после все же толкает дверь, послушно пересаживаясь вперед.

Адреналин топит. Их ароматы смешиваются в воздухе. Глухов стискивает челюсти. Успокаивая себя тем, что у его неожиданной эрекции имеется вполне понятное объяснение – в пограничных ситуациях вроде этой инстинкт размножения всегда выходит на первый план.

Имана плавно трогается.

– Ты же понимаешь, что тебя сейчас будут шмонать по полной? Что предпочитаешь? Химию? Или, может, детектор лжи?

– Мне все равно.

– Вот как?

– Скрывать мне нечего. Я вышла на улицу, когда заметила вашу попытку уйти от наблюдения. А дальше действовала по ситуации.

– Почему тогда сразу себя не обнаружила?

– Не хотела мешать вашим планам.

Колесо попадает в яму. Имана крепче стискивает руль в руках. Пальцы у нее… какие-то беззащитные. Ни колец, ни маникюра.

– Ну, вот напали бы на меня. И что бы делала? Оружия-то у тебя нет.

– Оружием при необходимости может стать что угодно, Герман Анастасыч. К тому же я…

– Что?

– Особенно не думала. Некогда было. Просто делала то, что мне показалось правильным.

– А если бы я к любовнице поехал? Если бы на всю ночь? Ты хоть понимаешь, что замерзла бы, на хрен?!

– Этого бы не случилось.

– Откуда тебе знать?!

– Выдавила бы стекло, на худой конец.

Имана немного нахмуривается, глядя четко перед собой. Открывает рот, но, так и не произнеся ни звука, неопределенно ведет плечом. А Глухов смотрит на ее профиль и думает о том, что ему не хотелось бы выяснить, что она работает на плохих ребят. Что, впрочем, не означает, что он, ее пожалев, не докопается до правды.

– Здесь паркуйся. Вернемся той же дорогой.

Идут след в след. Имана на прицеле, поэтому идет впереди. Ей тяжелее. Минуют ворота, она чуть притормаживает у дома охраны, откуда выбегают обеспокоенные ее пропажей бойцы.

– Все нормально, – бросает им Глухов. – Михалыча вызвали?

Мужики синхронно кивают.

– Вот и славно.

Идут дальше. Заводит девку в притихший дом. Кивает в сторону шкафа. Непослушными