Так, командир эйнзатцкоманды В, дислоцировавшейся в Белоруссии, составил свой рапорт от 19 декабря 1941 г. в таком тоне, будто речь в нем идет об отстреле кроликов или белок. Там рассказывается, как по пути из Могилева одним из подчиненных ему подразделений было обнаружено «135 человек, в основном евреев», из которых «127 человек были расстреляны». Палач никак не утверждает, что евреи напали на подразделение эйнзатцгруппы, что они были врагами или преступниками, что они демонстрировали враждебность или хотя бы недружелюбие. Они просто оказались на дороге, некоторые возвращались домой к своим семьям, другие шли к месту работы, каждый занимался своим делом. Но они были евреями, и поэтому они были расстреляны.

Тем же невозмутимым тоном автор рапорта указывает, что его группа осуществляла в городском лагере для перемещенных лиц «поиск евреев и представителей власти. Было обнаружено 126 человек, которые были расстреляны». Затем, в районе города Бобруйска, центра деревообрабатывающей и текстильной промышленности, «была проведена специальная акция, в ходе которой было расстреляно 1013 евреев и евреек». Затем неподалеку, в городе Рудне, «было расстреляно 835 евреев обоих полов».

Сотрудники эйнзатцкоманды 4а, действовавшие на Украине в районе реки Десны, как хищные птицы в поисках диких уток, отрапортовали из Чернигова, что 23 октября 1941 г. было уничтожено 116 евреев, а на следующий день — 144 еврея. Один из филиалов команды доложил своему руководству в Полтаве, месте, где в 1709 г. состоялась битва русских со шведами, что «всего им было расстреляно 1538 евреев».

Эйнзатцкоманда 6, которая «сражалась с противником» в городе Днепропетровске в Центральной Украине, расположенном при впадении в Днепр реки Самары, 13 октября 1941 г. доложила, что из оставшихся в городе примерно 30 тысяч евреев расстреляно 10 тысяч человек.

Эйнзатцкоманда 2 30 ноября 1941 г. направила в адрес Эйхмана рапорт из столицы Латвии города-порта Риги о том, что «10 600 евреев были расстреляны».

Из столицы Белоруссии города Минска, промышленного и культурного центра, где располагались прекрасные медицинский и педагогический институты, действовавшая там эйнзатцкоманда доложила в марте 1942 г., что в курсе «большой массовой акции против евреев было расстреляно 3412 человек».

Эйнзатцгруппа D рапортовала из столицы Крыма Симферополя в своем рапорте, что «за отчетный период было расстреляно 2010 человек».

Подразделение эйнзатцкоманды, задержавшееся на несколько дней в городе Рахове (Закарпатская Украина), сообщило руководству о том, что там «было расстреляно 1500 евреев».

Временами авторы рапортов, очевидно, начинали испытывать усталость от необходимости слишком часто употреблять слово «расстрел». Они пытались в узких рамках военного языка как-то разнообразить свой словарный запас. Один из командиров подразделения в Латвии рассказывал: «Высший командир СС и полиции в городе Риге обергруппенфюрер СС Еккельн объявил приказ приступить к акции расстрела, и в воскресенье 30 ноября 1941 г. было ликвидировано 4 тысячи евреев из рижского гетто, а также прибывшие на эвакуационном транспорте из рейха». Однако до тех пор, пока все те, кто читает эти рапорты, не привыкли к разнообразию словарного запаса сотрудников эйнзатцгрупп и новый термин не был введен во всеобщее пользование, автору рапорта на всякий случай пришлось в скобках дописать «было уничтожено».

Сразу же приступая к сути дела, командир команды, «путешествовавшей» по Крымскому полуострову, решительно сообщил: «В Крыму были казнены 1000 евреев и цыган». Командир подразделения, действовавшего в окрестностях замка постройки XVII века и селения Ляховичи в Белоруссии, отметил, что «930 евреев были казнены с помощью команды военнослужащих из состава дивизии СС «Рейх». Затем он с гордостью добавил, что теперь это селение можно считать «свободным от евреев». Передовая группа зондеркоманды 4а, сообщая о своей деятельности в городе Переяславе-Хмельницком на реке Трубеже, Украина, доложила 4 октября 1941 г.: «Всего было выявлено и ликвидировано 537 евреев (мужчин, женщин и подростков)».

В своем рапорте из района Смоленска в России от октября 1941 г. эйнзатцгруппа В указала, что «912 евреев было ликвидировано в Крупке (может быть, Крупки — между Минском и Оршей — в Белоруссии? — Ред.) и еще 822 в Шолопаниче» (может быть, Шиловичи? — Ред.).

Другие командиры в своих докладах использовали такие выражения, как «с ними поступили согласно предписанию», «были подвергнуты специальной обработке», «о них позаботились». Немало руководителей эйнзатц-подразделений употребляли оборот «были очищены от евреев». Наконец, был еще один термин, одновременно мягкий, вежливый, откровенный и ясный. Он никоим образом не ранил впечатлительные души руководства картинами несчастных людей, которых расстреливали и бросали в рвы. Этот образец искусства риторики звучал так: «В такой-то области (городе, районе) еврейский вопрос был решен». И если кто-то использовал это выражение, то любому становилось понятно раз и навсегда, что на данной территории евреи вычеркнуты из списка живых.

По мере того как в распоряжение суда предоставляли рапорт за рапортом, стало казаться, что они создают бесконечные волны красного цвета, которые вздымаются над морем вместе с черной пеной ужаса и отчаяния. Время от времени кто-то из посетителей недоверчиво вслушивался в то, что передавалось ему через наушники, недоверчиво и изумленно всматривался в лица обвиняемых, а затем, медленно сняв наушники, уходил прочь, будто бы попав по ошибке в дом ужасов.

Не все руководители эйнзатцгрупп были равнодушными исполнителями, делая свою работу. Некоторые из них испытывали очень глубокие чувства. В одном из рапортов, составленных в форме письма, представленном суду, майор Якоб из фельдполиции раскрывал свое кровоточащее сердце, ему было трудно выполнять задачу умерщвления евреев. В письме на имя своего генерала майор поздравляет его с днем рождения, рассуждает о лошадях, о девушках, а потом переходит к евреям: «Я не знаю, генерал, видели ли и Вы в Польше эти ужасные фигуры евреев… Из 24 тысяч евреев, которые жили здесь, в Каменец-Подольском (в Западной Украине, в Хмельницкой области. — Ред.), остался исчезающе малый процент. Нашими клиентами являются и маленькие евреи, проживающие в здешних районах. Мы приступаем к делу без всяких уколов совести, а потом… волны смыкаются, и снова все спокойно».

Далее майор критикует сам себя и делает себе суровое дисциплинарное самовзыскание от имени страны: «Я благодарю Вас за замечание. Вы были правы. Мы, люди новой Германии, обязаны быть твердыми даже сами с собой. Даже если это обрекает нас на долгую разлуку с семьями. Сейчас пришло время раз и навсегда очистить мир от военных преступников и создать для наших потомков еще более прекрасную Германию на века. Мы здесь не спим. Каждую неделю проводим по три-четыре акции, то против цыган, то против евреев, то против партизан или другого сброда».

В другом письме этот офицер становится слезливым и пускается в сентиментальные воспоминания о своем доме и детях: «Иногда хочется плакать. Невозможно так же сильно любить детей, как я». Но он не рассказывает о том, что произошло с детьми, которые жили там, где теперь живет он. «У меня уютная квартира в здании, где раньше располагался детский дом. Спальня и гостиная, где есть все, что мне нужно».