— Как Вам спалось? — поинтересовалась нянечка, распахивая шторы.

Свет от Сангара наполнил комнату, и от этого на душе стало радостно. Редко в текущие времена можно застать теплый и полный света день.

— Ой, хорошо. — Алин потянулась и откинула одеяло.

— Вы полежите немного, я сейчас принесу Вам новое платье.

Корра вышла из комнаты с охапкой вещей под мышкой, а вернулась с платьем светло-лимонного цвета. Помогла ей одеться и усадила перед зеркалом.

— Ужасные волосы! — тяжело вздохнула Алин, наблюдая за тем, как нянечка аккуратно расчёсывает её непослушные пряди. — Почему мне не могли достаться нормальные прямые волосы, а не эти дурацкие кудряшки!

— Не говори так, снежинка! — воскликнула Корра. — У тебя прекрасные волосы. Они делают тебя особенной.

Алин хмыкнула, но ничего не ответила. Нянечка собрала пряди в жгуты, вплела ленты — жёлтые, под стать платью — перетянула их на затылке и закрепила тонкими заколками.

— Смотри, какая ты красавица! Будто сама королева.

Алин зарделась от этих слов и пролепетала «спасибо».

— А теперь беги завтракать, а я приберусь у тебя в комнате.

Обеденная располагалась на первом этаже. Через многочисленные окна в комнату щедро лился свет, поэтому свечи в настенных канделябрах не горели. Стол занимал половину помещения. На нём в глубокой тарелке дымились только что сваренные яйца; на деревянной доске лежали тонкие ломтики ветчины и запечённые овощи, а на большом стеклянном подносе красовались любимые черничные пирожные. Посередине возвышался кувшин, наполненный кипятком. Половые завернули его в полотенце, чтобы вода не остывала. Маленькие фарфоровые чашечки, украшенные цветами и ягодами, будто с нетерпением ждали, когда же их наполнят ароматным чаем.

Половые, мальчишки лет семи, замерли возле двери, которая соединяла обеденную с кухней — ждали, когда Алин сядет за стол, чтобы подать завтрак. Но Алин всё никак не решалась: отца ещё не было, а женщине садиться первой — некультурно. Она постояла, бросая взгляды на дверь, затем переступила с ноги на ноги, оглянулась и нерешительно опустилась на стул. Она чувствовала себя как на иголках и была готова сразу же вскочить, если отец появится в дверях.

Половой поставил перед ней миску с гречневой кашей, сильно сдобренной маслом, и жареной перепёлкой. Алин отломила ножку и втянула ароматы мяса с нотками розмарина и тимьяна. Их повариха — кудесница! Только она могла приготовить такие блюда, которыми не стыдно угостить самого князя!

В обеденную вошёл отец, когда Алин размешивала сахар в чае, а половые уносили пустые тарелки. Он был одет в домашний халат темно-бордового цвета, на ногах — светлые штаны и тапки из шерсти. Волосы он заплел в косу, которая получилась тонкой, будто мышиный хвостик. Отец как всегда был хорошо выбрит и надушен. Алин не помнит, чтобы хоть раз видела его растрепанным, неумытым или со щетиной. «По внешнему виду судят и решают, иметь с тобой дела — или нет!» — учил он её в детстве, когда Алин не хотела умываться или расчесывать волосы. «Вот посмотрят на тебя, на торчащие во все стороны космы, и подумают, что эта девочка, видимо, простолюдинка, неряха — поэтому не стоит с ней дружить».

— Доброе утро, принцесса.

— Доброе, — Алин поднялась в знак уважения и опустилась обратно на стул только после того, как сел отец.

— Как тебе спалось?

— Хорошо. Правда, ветер завывал так сильно, что я постоянно просыпалась. А Вам как спалось? Вы вчера поздно, видимо, легли.

— Да, пришлось засидеться над счетными книгами, — отец расстелил на коленях полотенце.

Половой принёс тарелку с кашей, но вместо перепёлки на ней была вантробянка — говяжьи потроха с чесноком и специями, запеченные в свином желудке.

— Приятного аппетита, — пожелал мальчик и ушёл.

Он занял привычный угол возле входа в кухню и замер, наблюдая за трапезой, готовый тут же броситься и убрать грязную посуду.

Алин разбила ложечкой скорлупу от яйца и двумя пальцами счищала ее, пока отец завтракал. Она ела медленно, смакуя каждый кусочек, а папа, в отличие от неё, ел рывками: набрасывался на пищу, будто голодный зверь, а потом делал перерыв, медленно попивал чай и заводил разговоры, после снова возвращался к еде.

И в этот раз Ивор расправился с половиной порции, промокнул губы полотенцем, которое лежало на коленях, и откинулся на спинку стула.

— Я сегодня вечером много думал, дочка.

— И о чем же? — поинтересовалась Алин, сбрасывая последний кусочек скорлупы в мисочку.

— О том, какой взрослой ты стала. Вроде ещё вчера бегала такой малышкой вокруг и постоянно просила взять тебя на ручки или посидеть на коленках. А ещё ты любила сидеть на плечах: широко раскидывала руки и заявляла, что ты птица, — отец усмехнулся, бросил в кружку заварку и залил кипяток. По воздуху поплыли ароматы малины и мяты. — Но теперь тебе уже пятнадцать. Не могу поверить, что ты выросла. Да ещё такой красавицей. Вся в маму, успокойте боги её душу.

Алин почувствовала, как тоска сжала сердце. Болезнь одолела маму в молодом возрасте. Она начала кашлять, но никто на это не обращал внимания. Спохватились тогда, когда кашель перерос в приступы. Мама тогда сгибалась, хрипела. Глаза выкатывались. Кожа приобретала нездоровый бледно-зелёный оттенок. Это очень пугало маленькую Алин: она плакала и кричала, просила прекратить. Тогда нянечка её уводила и рассказывала сказки. Буквально за сезон мама похудела, посерела, почти перестала есть, а потом легла в постель и не поднималась. Алин долго запрещали к ней заходить, но в один день всё-таки позволили. Мама напоминала скелет, обтянутый кожей. Запястья стали такими тонкими, что их можно было обхватить двумя пальцами. Волосы, раньше густые и кучерявые, выглядели тусклыми и серыми. Алин смотрела на маму и пыталась увидеть молодую, полную жизненных сил женщину, со счастливой улыбкой, с искорками в глазах. Это удавалось плохо. Реальность словно была пропитана настолько токсичным ядом, что он растворял воспоминания. Может было бы лучше, чтобы она не видела маму при смерти? Ведь она запомнилась именно такой: больной, худой и серой.

От этих воспоминаний глаза наполнились слезами, и Алин со всей силы сжала полотенце, чтобы не позволить себе заплакать.

— … я нашёл тебе достойную пару, — закончил отец предложение.

— Зачем? — удивилась она.

— Ты что, не слушала? — нахмурился отец, но тут же улыбнулся и повторил: — Замуж тебе пора, доченька. Ты уже достигла того возраста, когда молодые девушки вылетают из-под родительского крыла и вьют своё собственное гнёздышко. И я много думал о том, как устроить твою жизнь так, чтобы ты ни в чем не нуждалась