– Дергай тогда сильней, только не затяни, – рыкнул Москаленко.

Доктор повозился минут пять, потом радостно пискнул и сообщил:

– Готово. Нет, в самом деле готово!

– Так не сиди, нас развязывай, – велел Москаленко.

Доктор подобрался к нему, и через некоторое время все мы сидели и растирали запястья. Костик плевался кровью и пристраивал на перевязь из куска тряпки свою вывихнутую руку, которую доктор быстренько вправил.

– Ну, пидоры! Ну... – рычал Костик, пока Шевкун его не успокоил:

– Хорош матюкаться. Думать надо, что дальше делать.

– Хули думать, прыгать надо... – мрачно процитировал Костик старый анекдот про прапорщика, но замолчал.

Москаленко, шелестя соломой, полез осматривать бревенчатые стены сарая, вернулся недовольный.

– Никаких тебе дырок.

– А вот сейчас придут за нами, мы им зубы и посчитаем, – сказал наш боевой прапорщик, но доктор возразил:

– А если у них автоматы? Положат всех в хлеву...

– И ладно, и черт с ними, – не унимался прапорщик. – В хлеву так в хлеву. Не хватало еще колхозников этих немытых бояться...

– Тихо. Идет кто-то, – предостерег лейтенант, карауливший у дверей. Все разлеглись, где были, завернув руки за спины.

Залязгали железяки, со скрипом отворилась большая дверь, и в хлев вошел мужик с автоматом. За ним – второй, стал на самом пороге, чтобы держать всё помещение под контролем. Колхозники-то колхозники, но борьба за выживание, знать, научила...

– Лежите? – спросил первый мужик, толстый, с выпяченными губами. К нижней прилипла потухшая самокрутка.

– Лежим, – отозвался Москаленко.

– А зачем Мишаню убили, братана моего?

– Неудачно попался. Мы люди военные, ты уж не обессудь, – сказал Москаленко.

– Не обоссуть... – Мужик сплюнул самокрутку, растер сапогом. – И не обосруть... Будем мы вас, робяты, кончать. Не нужны вы нам такие крученые.

– А может, добром разойдемся? – спросил Москаленко.

– А што с вас добром взять? И так всё взяли, хе-хе... Разве отодрать вас, да баб у нас еще мало-мало осталось, да и противно...

– Ну и соси ты хер, как мишка лапу. Давай, лейтенант, – сказал будничным тоном Москаленко, и лейтенант грохнул сапогом в дверь.

Тяжелая воротина ударила не ожидающего подвоха второго мужика и выпихнула его на улицу, а Москаленко и я одновременно бросились на толстого. Несколько секунд мы выкручивали автомат из его рук, потом еще несколько секунд вырывали друг у друга, пока Москаленко, наконец, не рявкнул:

– Сержант!

Я опомнился, выпустил автомат и, чтобы сорвать зло, пнул упавшего на колени толстяка. Тот что-то забормотал и повалился на бок.

Второй мужик как раз отворил дверь и сунулся внутрь, посему получил пулю. Упавший автомат подхватил лейтенант.

– Так их! – завопил Костик. – Бей пидарню!

Выстрелы, конечно же, слышали, и вся деревня сбегалась сейчас к нашему хлеву. Выбор был невелик: сидеть тут и ждать, пока хлев подпалят, либо прорываться. С двумя автоматами это было вполне возможно. Наскоро пристрелив толстого, хватавшего нас руками за ноги и оравшего в голос что-то про деток, мы выскочили наружу. Лейтенант и Москаленко тут же усмирили короткими очередями сбегавшихся селян, попрятавшихся за заборами и за углами хат, и все, не сговариваясь, побежали к большому беленому дому, возле которого стоял допотопный оранжевый трактор «ДТ». Это, видимо, был сельсовет, или как там он могу них теперь называться.

Рассудили мы верно: всю нашу амуницию стащили сюда и заперли в кладовке. Это разъяснил нам взятый в плен мужичонка с одной ногой.

– Я ж свой, – бормотал он, шаря в столе связку ключей. – Я ж в связи служил... Ефрейтор...

Заслуженного ефрейтора связи мы трогать не стали, просто заперли в той же кладовке. С улицы кто-то пальнул по окнам, но это нам были семечки. Теперь оружия хватало. Жратву, правда, растащили, но не собирать же ее теперь по домам... И гранатомет неизвестно где – нету гранатомета в кладовке. А без него плохо. Пока они, положим, перепугались, а ну как местный Рэмбо додумается, что нас не так уж много и мы в хате сидим? У них небось и ручные гранаты есть, кроме нашего-то гранатомета...

Распахнув ударом ноги входную дверь, Москаленко крикнул:

– Эй, уроды, слышите меня? Если будете стрелять, устроим вам козу на возу: трактор взорвем к чертям свинячьим и народу положим немерено! Уяснили? Как будете без трактора? На бабах пахать?

– На жабах, – хмыкнул Костик.

Некоторое время снаружи напряженно молчали, потом густой бас отозвался:

– А чего надо, командир?

– Мы тихо-мирно уходим, а вы нам не мешайте. Провожатого дайте, а то черт вас знает, куда нас затащили... Идет?

– Идет, – сказал бас без промедления. – Выходьте.

– Хитрый ты хрен, – заорал прапорщик. – Давай сперва провожатого! А то сейчас гранату в трактор кину, и капец!

Спустя минуту в сельсовет осторожно заглянул пацан лет двенадцати.

– Я вот он, дяденьки, – испуганно сказал он.

– Ты, что ли, провожатый? – спросил Костик.

– Я.

– Ладно.

Москаленко вывел пацана на крыльцо, сунув ему в спину ствол автомата, и громко сказал:

– Если пацана не жалко, можете стрелять.

– Идите уж, – сказал здоровый дядя в телогрейке, выходя из-за угла горелого сруба. В руке дядя держал наш гранатомет.

– Не надо было нас трогать, всё бы миром и кончилось, – наставительно сказал доктор.

– А Мишаню нашто убили? – спросил дядя.

– Попался не ко времени ваш Мишаня. Я лично против него ничего не имел.

– То-то и оно, – пригорюнился дядя. – Ну идите ж вы быстрей, пока кто глупостей не сотворил.

– Гранатомет отдай, – сказал прапорщик.

– Гранатомет не отдам, – покачал головой дядя. – Там граната одна всего осталась, вам ни к чему, а нам в дело.

– Откуда одна?! – возмутился прапорщик. – Много было!

– Слушай, мужик, что ж мне врать? – обиделся дядя. – Можеть, скрал кто из наших, но у меня вот одна. Не берите греха надушу, оставьте волыну.

– Волы-ыну... – пробурчал прапорщик. – Хер с тобой, будем теперь торговаться... Счастья вам, колхозники. Вы хоть этой гранатой звезданите куда надо.

К выходу из деревни мы шли настороже, но ничего не случилось. Пацана жалели, наверное. Да и при оружии мы теперь были, а кресты, похоже, в сравнении с нами всё же не бойцы.

– Звать тебя как, чучело? – спросил Костик.

– Толик, – сказал пацан.