Коля умолк.

С охотой, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Если какие-то звери в здешних проклятых богом местах и жили, то они умело прятались. Отряженные в охотники Костик и Коля вернулись злобные, притом прапор поскользнулся и ободрал рожу о ветки.

– Если до вечера ничего не найдем, сожру грибов, – сказал он, сердито размазывая по щеке кровь.

– Ну и помрешь. Или усрешься в страшных муках, – равнодушно предрек Костик.

– Хоть сытый помру. Не могу больше, не привык я так не жравши по лесу шастать. Мне жена тефтели знаешь какие делала!

– У тебя еще и жена есть?! – удивился я. Никак прапор не тянул в моих глазах на женатого человека. И где это он, интересно, тефтели трескал? Откуда мясо брал?

– Есть, – буркнул прапорщик. – Ладно, сняли тему.

– Не, ты про тефтели подробней расскажи! – привязался Костик, который, наверное, подумал о том же, о чем и я.

– Фермерствовал я, понятно? С тестем. Хорош, сняли тему, сказал.

Фермерствовал. Этим хорошо, только мало их. Тесть небось куркуль.

День шли под сплошным ливнем, два раза перебирались через овражки, превратившиеся в горные речки, пересекли заброшенное шоссе, узкоколейку, еще одно шоссе. На оказавшейся метрах в трехстах левее нашего пути автобусной остановке решили устроить привал: бетонный козырек давал возможность отдохнуть от барабанящего по голове и плечам непрерывного дождя. Прапор тут же углубился в изучение настенных надписей, но ничего полезного из них не извлек – писано было давно, притом по-русски, стандартно и без выдумки, какие-то важные ориентиры в надписях также не упоминались. Капитаны возились с картой – они-то знали, где мы топаем, но нам не говорили. Или не знали, не могли определиться, и стеснялись сказать.

Старлей, окончательно утративший властные полномочия, дремал в уголке. Мужик он был хороший, вне всяких сомнений, и я вспомнил о своих планах переговорить с ним и с прапорщиком Колей. Но это не сейчас. Сейчас вздремнуть, что ли? До ночи еще топать и топать, да и ночевать неизвестно где придется, а тут хоть сухо.

Я задремал, когда кто-то громко сказал:

– Твою мать... мужики! Автобус!

Более неожиданную фразу в данной ситуации трудно было придумать, хоть мы и расположились именно на автобусной остановке. Я подумал, что Коля прикалывается, но тут сквозь шум ливня явственно прорвался натужный гул работающего мотора. Может, и не автобус, конечно, но явно машина, и не легковая.

– Берем! – выдохнул прапорщик с азартом. – Стопим суку!

– Никаких... – начал было Москаленко, но Коля без промедления послал его и, подхватив автомат, выбежал наружу. За ним выскочили старлей и Костик, не стал медлить и я. Как бы там ни было, водитель автобуса о нас не знал и даже не предполагал, а мы... Мы возникли из дождевой пелены, и Костик без предупреждения дал короткую очередь прямо по лобовухе наезжавшего «кавзика». Автобус неуклюже вильнул и остановился, съехав на обочину и светя желтыми противотуманными фарами.

– Выходи по одному! – заорал Коля.

Со скрипом отворилась водительская дверца, на асфальт спрыгнул человек в камуфляже. Вернее, не спрыгнул, а выпал, практически вниз головой.

– Пусто, – сказал старлей, появляясь из-за автобуса. – Никого нету.

– А этот готов, – добавил Костик, осмотрев водителя. – Черт... И не спросишь ничего.

Мы, включая подбежавших офицеров, собрались вокруг грузного мужика в годах, залитого кровью и осыпанного прозрачными кубиками побитой лобовухи. Мужик как мужик, хорошо выбритый, лысоватый...

– Обыскать, – велел Москаленко неизвестно кому, но Костик уже опустился на колени и полез по карманам мертвеца. Он передал капитану пачку ментоловых сигарет «Дорал», пластмассовую зажигалку, баночку с американским растворимым аспирином и носовой платок.

– Больше ничего нет, – сказал он. – На руке часы «Сейко», кварцевые.

– Оружие есть?

– При нем нету.

– Щас в кабине гляну, – сказал старлей, – и заодно посмотрю, что там еще интересного.

Я полез следом. Рядом с водительским сиденьем лежал обыкновенный «Калашников» с откидным прикладом, довольно старый, потертый. В бардачке – всякая ерунда, тряпки, два стакана, ножик складной, вилка с ложкой, пластмассовая солонка. В салоне – как и положено, дерматиновые сиденья, старые, в разноцветных заплатах, некоторые с выдранным поролоном.

– Ни хрена интересного, – сказал я, вылезая обратно под дождь.

– Дебилы, – проворчал Москаленко. – А если бы там взвод автоматчиков ехал?

– Да мы бы под откос и в лес, пока они разобрались бы, что к чему, – заулыбался Коля. – Партизанские мотивы!

– Партизан хренов... Что будем дальше делать?

– Поедем на автобусе, – сказал неожиданно молчаливый Шевкун.

– Вы что, серьезно? – с недоверием спросил Костик. – На автобусе, по шоссе?

– А почему бы и нет? Маршрут нам позволяет, лишь бы не наткнуться на кого... Наверстаем упущенное. Если у них тут автобусы ходят, вдруг и ГАИ есть? Или какие-нибудь посты... Понимаете, это как бы ничейные территории. Даже не нейтральные, а ничейные. Тут всё, что угодно, может располагаться, вплоть до самозваного государства.

– ГАИ-то точно нет, а вот посты и в самом деле могут быть. Тогда давайте грузиться. Эх, жаль, жратвы он не вез... – сказал Костик. – Что бы ему колбаски прихватить.

– С разбитой лобовухой поедем, – поцокал Коля. – Херово за рулем-то.

– Вот первый и поведешь, – сухо сказал Москаленко. – А потом меняться будем. Бензина-то там много?

– Бензина канистра сзади еще стоит, – подал голос старлей. – Зеленая такая, металлическая.

– Зеленая, товарищ старший лейтенант? Да тут две, – сказал Васюня. – И обои зеленые.

– А во второй что? – спросил Москаленко. Во второй канистре был спирт.

«Утром спросонок он никак не мог понять, где находится. Он ехал в автобусе; рядом с ним, на других сиденьях, спали незнакомые военные, а за окнами по обеим сторонам летел зеленый, теплый, солнечный лес»...

Так писал Константин Симонов, и строки «Живых и мертвых», одной из моих любимых книг, вспомнились мне, как только я открыл глаза.

Салон заливал солнечный свет, на соседнем сиденье в весьма неудобной позе спал Коля, автомат валялся рядом на полу. Потянувшись, я обнаружил, что за рулем сидит сам Москаленко, голова у меня трещит, а во рту стойкий вкус блевотины.

Странно, но я ровным счетом ничего не помнил. Понятное дело, я напился, да и все напились, а вот как? Что там было, чем кончилось? Куда я еду?! Что за автобус?

Тьфу ты... вспомнил. Вернее, вспомнил, откуда автобус, а вот как напился...