Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не давая возможности Копылову для захода на следующий, уже изрядно поднадоевший мне круг вопросов-ответов, я начал грузить его теми задачами, которые надлежало решать ему лично.
— Вы совершенно верно отметили, что сходу завалить товарища Матыцына не удастся, — издалека принялся я за детальный инструктаж, — Еще до того, как из КПК приедут лощеные москвичи в дорогих запонках, вы увидите, как уже на областном уровне его, то есть, Матыцына, начнут пытаться вывести из дела. Не слишком активно и не очень сильно давя на следствие. Будут вызывать в Обком прокурорского следака, которому от меня передадут дело. И там местные товарищи будут томно закатывать глаза к потолку. Мыча, что есть де мнение не порочить святые партийные ряды. Откровенно давить они побоятся, так как по первости всем будет непонятно, что это за ветер. Откуда он веет и какие камни вместе с ним летят. Потом осмелеют и уже вместе с москвичами начнут пытаться решать вопрос. С теми фигурантами, про которых я вам только что сказал. Но прокурорский следак кишками слаб и на откровенный беспредел он не решится. А, следовательно, данный вопрос они решать будут вяло и неэффективно. Какое-то время они просто будут жевать сопли. Думаю, недели две форы у нас будет.
— Ты так говоришь, будто бы это не жизнь, а какое-то кино! — не выдержал и прервал меня Копылов, — И будто бы ты это кино уже видел!
Потерянный мужик смотрел на меня, как желающий стать трезвенником алкаш, смотрит на Кашпировского и Чумака, единовременно втиснутых для этого в один телевизор.
— Точно так, Сергей Степанович, это кино я уже много раз видел. Только не спрашивайте, где и когда! — устав спорить с настырным партработником, согласился я с его, кажущимся ему абсурдным, предположением.
— Вы, пожалуйста, сделайте мне одолжение и больше не перебивайте меня! — я к этому вечернему часу уже настолько устал, что особо-то и не старался сдерживать своего накопившегося раздражения.
Копылов собирался мне в этот момент что-то сказать, но правильно уловивший мой посыл и внимательно всмотревшийся в моё лицо, резко осёкся. И как-то даже преобразился, выпрямив спину и по-другому глядя на меня.
— Так вот, когда наши обкомовские вместе с москвичами сочтут, что они контролируют ситуацию, тут-то мне и понадобится ваша помощь, Сергей Степанович! — почувствовав тупую боль в затылке, я с хрустом потянулся и сделал несколько махов руками, разгоняя кровь.
— Говори! В чем она будет заключаться, эта моя помощь? — деловито отреагировал дисциплинированный партиец.
— Вы, наверное, слышали про недавний скандал с областным драмтеатром? Мы еще с вами его на натальином дне рождения вспоминали, если вы не запамятовали, — пытливо посмотрел я на своего партийного соратника, намереваясь угадать степень его детальной осведомлённости в поднятой мною теме, — Там небольшой скандал приключился с одним из закройщиков швейного цеха.
— Это не драмтеатр, это помойка! — брезгливо скривился традиционно-воспитанный партработник, — Епархия Матыцына, кстати!
— Вот тут я с вами категорически согласен, уважаемый Сергей Степанович! — преодолевая головную боль, кивнул я своему попутчику, аккуратно подталкивая и направляя его к зелёному ВАЗ 2102.
Прав Копылов, в этой жизни чудес не бывает. Или почти не бывает, если принять во внимание моё перемещение в политических формациях и во времени. Но на мои контузии, судя по ноющей боли в затылке, чудеса, точно, не распространяются.
Отомкнув заднюю дверцу, я выдернул из реечного гнезда еще одну бутылку и, хлопнув дверцей, шагнул к ближайшей скамейке.
— Дай! — забрал у меня бутылку Копылов, — Ты зубы-то свои побереги! Это тебе сейчас их не жалко, потому что их у тебя пока много!
Достав из кармана спортивных штанов связку ключей, он сноровисто сковырнул алюминиевую нашлёпку и протянул флакон мне в руку.
Сделав глоток, я вернул бутылку. Но Копылов, приняв её, пить, почему-то не стал.
— Ты не договорил! — напомнил он мне про прерванную беседу, — Что там с театром и чем я там должен посодействовать тебе?
Я с облегчением отметил, что боль в затылке постепенно начала уходить. И, протянув руку, снова забрал у старшего товарища бутылку. А, забрав, приложился к ней еще раз.
— Как я и рассказывал, в театре была большая кража! Настолько большая, что ущерб потянул на особо крупные размеры! — смотрел я прямо перед собой, но как вытянулось лицо Копылова, боковым зрением всё же заметил.
— Это раз! — голова болеть почти перестала и пить водку я больше не хотел.
— Еще в этом театре и примерно в то же самое время было совершено покушение на убийство! Это два!
Покрутив бутылку в руках, я, как и в прошлый раз, поставил её под лавку за столбик.
— Но самое для нас интересное, это то, что поножовщина произошла на почве нежной пидорской любви между работниками театра! Это три!
Я повернулся к сидящему рядом горкомовцу и вопросительно умолк, оценивая его реакцию на изложенные мною факты и свои измышления относительно их. Мне было интересно, насколько быстро соображает Сергей Степанович Копылов.
А Сергей Степанович Копылов упорно молчал. Его необычайное волнение выдавала лишь обильная испарина, выступившая по всему его лицу. Но он её не замечал. Он буравил своими ничего не видящими глазами стоящее напротив скамейки шалаевское авто.
— И кражу в особо крупных, и покушение на убийство, по указанию Второго секретаря Обкома партии Матыцына, если вы помните, бессовестно и вопреки советскому законодательству затоптали. И милицейские учеты, касательно этих преступлений, так же подчистили! Но это ерунда, там всё белыми нитками заштопано. Стоит чуть копнуть и всё вылезет наружу! Я подскажу где копнуть и покажу, как копнуть! — закончил я.
Копылов продолжал упрямо молчать и потеть. А мне уже хотелось домой. Чтобы принять душ и завалиться в постель. Но прежде следовало взбодрить старшего товарища. Я слегка потряс его за плечо. Копылов ответил мне вполне вменяемым взглядом.
— В том и состоит ваша задача, дорогой Сергей Степанович, чтобы в нужный момент предать широкой огласке всё то, о чем я сейчас рассказал. Вернее, напомнил. Но сделать это следует не раньше, чем те двое-трое холёных товарищей, что приедут из Москвы от КПК, доложат в свой центр. Доложат, что ничего страшного и предосудительного за достойнейшим членом партии Матыцыным нет!
— Почему не сразу? — колючие глаза того, прежнего Копылова сверлили меня, пытаясь проникнуть в мозг.
— Так надо. Нужен внутренний конфликт. Мне нужна их попытка обмануть ЦК! Потому что после этого вопиющего пидорского безобразия Михал Андреич всерьёз возбудится. Не на шутку и без дураков! Не верю я, что Суслов упустит такой повод, чтобы запалить свой любимый костёр инквизиции! У него с молодости приключилась тяжелая форма сахарного диабета. Сильно застудился. И с тех же пор у него елда ни хрена не маячит. Импотент. Он и аморальщину-то в партийных рядах ровно потому люто ненавидит. К тому же, у его сына в ранние доармейские годы что-то недоброе с гомосеками приключилось! И Михаил Андреевич по этому поводу имел острые переживания! Уверен, он и сейчас о них помнит! — достав из-под лавки бутылку, я еще разок приложился к ней.
— В общем, так! Сначала радужный доклад о том, что ничего страшного за товарищем Матыцыным нет, а потом сразу горькая, но правда! Про воровство расстрельных масштабов и про резню гнусных пидарасов в идеологическом очаге советской культуры! И вот тогда уже вашему заклятому другу Матыцыну точно наступит хана!
— Вы не забывайте Сергей Степанович, Пельше с его грозным Комитетом партийного контроля, это, конечно же, махина в Политбюро! Но именно Михаил Андреевич Суслов, при всём уважении к Арвиду Яновичу, является вторым человеком в партии после Брежнева! И уж вы мне поверьте, он не упустит такого случая, чтобы всем об этом показательно напомнить!
Копылов смотрел на меня округлившимися глазами, не замечая, как из бутылки, которую он поднял с асфальта, ручьём льётся ворованная водка.
Глава 8
— Пойдёмте, Сергей Степанович, я вас провожу! — предложил я Копылову, осторожно взяв его за локоть, — Мне тут еще в одно место заехать надо, а потом уже сразу домой рвану! Отдыхать! Надо будет обязательно как следует выспаться. А то, что-то мне подсказывает, что день у меня завтра будет необычайно хлопотным!
Я ожидал, что со стороны собеседника последуют новые вопросы, а затем и предложение