позади, в коридоре. Он некоторое время созерцал меня своим внутренним взором. Это когда он вроде как смотрит на тебя, но при этом как бы и мимо. Словно все его внимание сведено к тому, что происходит внутри него. И он там сам собой о чем-то очень интересно беседует. Стоял он так минуты три, мы с Мией терпеливо ждали результата. Наконец, он выдал:

— Ты забыла, что ли?

Я напряглась. Я действительно забыла, о чем бы мы с ним не договаривались. И не мудрено. Последнюю неделю я и имя-то свое с трудом помнила. А уж про дела и вовсе не думала.

Поняв, что его предположение верно, Платон надул щеки и издал звук лопнувшего шарика. Мы с Мией вздрогнули. Мы вообще опасались этого огромного парня. Потому что для начала он и правда имел внушительные размеры, и, если бы хотел, обеих бы нас уложил на лопатки одной левой. А кроме того, Платон обладал непредсказуемостью шаровой молнии. Он в прямом смысле мог вытворить что угодно. Я имела несчастье наблюдать это явление природы, когда он упал на Леху в аэропорту.

И тут до меня дошло! Сегодня же чертов четверг. И я действительно обещала Платону ужин в респектабельном ресторане. Ужин намечался особенный, мы должны были позвонить его папочке и показать, как чинно проводит время его сын. Под моим благотворным влиянием. Обычно по четвергам у Платона в доме бушевала вечеринка. Папа об этом прекрасно знал. Так что показать ему трезвого и мирно ужинающего Платона было крайне важно. Вряд ли такой случай представится в следующий четверг.

Я скорчила плаксивую гримасу и малодушно заскулила:

— Платоша, давай не пойдем! Я уже поела.

— С ума сошла! — праведно возмутился он и, бесцеремонно распахнув дверцы моего гардероба, принялся перебирать одежду. Сначала ту, которая висела на плечиках, потом ту, которая лежала на полках. И приговаривал, — Давай быстрее. Умойся и глаза накрась. А то выглядишь, как будто я тебя из больницы вытащил.

— Может отсюда позвоним, а? Так, по-домашнему. Даже миленько.

— И папаша тут же решит, что дома у меня туса невменяемая. А я просто сцапал тебя и забился в угол, чтобы его успокоить. Не, он не поведется. Потому что я уже раз сто так делал.

Я вздохнула и поплелась в ванную.

— Блин, Машка, тебе же совсем нечего надеть в приличный ресторан. Давай я тебе пару шмоток подкину, а? Ну, или денег дам, купи сама чего-нибудь. Мне прям стыдно, что моя девчонка как оборванка какая-то.

Я только вздохнула. Платона не изменить. По возмущенным крикам Мии я поняла, что он не удовлетворился моим гардеробом и решил прошерстить ее. И спустя пару минут затопал к комнате Эльзы, громко стеная:

— Вы же девушки! А одеваетесь как рвань подзаборная. Нет, вот что он имел в виду?! У меня полно приличных вещей! Между прочим, не таких уж и дешевых.

— Вот! — он вернулся в мою комнату с платьем в каких-то жутких стразах, и судя по размеру, едва ли способным прикрыть хоть что-то как снизу, так и сверху. Слегка удлиненная маечка в общем.

Поскольку на платье повисла Эльза, не перестававшая сыпать самыми отборными немецкими ругательствами, вещь была бесцеремонно извлечена из ее гардероба.

— Да не егози ты! — Платон осторожно поднял Эльзу за талию, отцепил от платья и выставил за дверь.

Та не сдалась, замолотила кулаками из коридора.

— Она же меня изведет! — я округлила глаза.

— Я ей потом подарю чего-нибудь! — беспечно отозвался Платон и крикнул погроме, чтобы его услышали в коридоре, — Слышь, дастишь фантастишь, чего ты хочешь за эту маленькую услугу?

Стук прекратился. Эльза пошла думать. Русский мои соседки осваивали стремительно. Потому что Платон на другом с ними не разговаривал. А выгода от общения с ним была ощутимая. Правда, и просить стоило с умом. Говорят, одна девчонка примерно в схожей ситуации потребовала спортивный авто. Красного цвета. Платон подарил ей на следующий день игрушечную машинку. Красную. И не придерешься.

— Это не платье, а позор, — попробовала я.

— Позор — вот это все, — невозмутимо парировал сын миллиардера, кивнув на мой шкаф, — А это платье от Prada. Правда прошлого сезона. Но все же лучше, чем ничего. Мы же в Дорчестер идем!

Как будто это объясняло дикую идею Платона нарядить меня в костюм елочной игрушки.

— А что в этом Дорчестере только в ночнушках едят? Нормальные юбки не в чести?

— Видишь ли, Маша. Наши с тобой понятия нормальности очень сильно различаются, — заявил Платон.

Вот кто бы сомневался!

Переругиваясь, он все-таки умудрился меня переодеть.

— Отвернись! — я взвизгнула, когда от потянул с меня свитер.

— Ой да ладно тебе! Чего я там не видел? Или у тебя три груди?

Я развернула его спиной. И побыстрее натянула на себя переливающуюся тряпочку. Потом Платон со знанием дела уложил мои волосы. Вышло даже неплохо. Пришлось заново накраситься, нацепить туфли на шпильках. Их мне Миа одолжила. И они были слегка великоваты. На пол размера. Поэтому шла я в них медленно и величаво. Чтобы не слетели.

— Отпад, — спустя 15 минут резюмировал Платон и, схватив меня за руку, потащил к выходу.

Платье открывало все стратегически важные места. Я чувствовала себя павлином, из которого вырвали хвост. И в зеркало даже заглядывать не стала. Стыдно такое видеть.

— Удачно вам повеселиться! — натужно пискнула Миа, полностью разделявшая мою неуверенность по поводу сказанного.

А Эльза в приоткрытую щелочку своей двери проводила меня взглядом мстительной вороны, запомнившей обиду на долгие годы. Мне еще прилетит от нее за этот вечер. Даже если Платон кинет к ее ногам весь мир.

На лестнице выяснилось, что вниз по ступенькам в туфлях, которые велики, спускаться совершенно невозможно. В лучшем случае они пренеприятно чвакают на пятках. Когда туфля слетела с меня в третий раз, Платон не выдержал.

— Так мы до утра будем спускаться! — он присел и напялил ее мне на ногу.

— Ты же сам заставил меня все это надеть! И чуть не выкинул в окно мои любимые кроссовки! — я сощурилась и уперла руки в боки, готовясь к атаке.

Платон распрямился и навис надо мной огромной и мягкой массой. Я замерла.

— Ты же умная девица, Маша. У тебя такой шикарный проект про древние картины. Но иногда ляпнешь глупость, как будто у тебя не только полувысшего, а даже среднего образования нет. Кто ходит в кроссовках в ресторан?! В платье?

— Я хожу, — честно призналась я.

Но Платона трудно переубедить.

— То, куда ты ходишь и рестораном-то не назовешь.