Пухлое лицо молодого наставника, похожего на ангелочка, порозовело от удовольствия.

– Прошу простить мне мой вопрос, и не сочтите меня излишне любопытным: у вас есть корабли?

– Несколько. Я судовладелец. На одном из моих судов мы и отправимся во Францию...

Наблюдая за реакцией сына уголком глаза, он заметил, что тот уже не сидел, как статуя, а явно заинтересовался их разговором. И добавил:

– Это судно только что вернулось с Антильских островов с грузом сахара, рома и индиго, и я тотчас же повернул его на Англию. Другие суда ловят треску у Новой Земли...

Он продолжал говорить красивым низким голосом, перечисляя названия дальних стран, понимая всю магию этих слов для мальчика, который, как ему сказали, бредил морем, как когда-то бредил он сам.

Когда он замолчал, Артур, который теперь удобно сидел на диване, прислонившись спиной к подушкам, закрыл глаза и заснул, снова превратившись в маленького мальчика, которым он и не переставал быть. Гийом смотрел на него несколько мгновений, потом достал из кармана портсигар и предложил сигару Джереми Бренту.

– Надеюсь, – прошептал он, – я сообщил ему достаточно сведений, чтобы больше не жалеть об английских морских силах?

Приехав в Лондон, они лишь на несколько минут заехали на улицу Патерностер, чтобы поздороваться с миссис Бакстер и пригласить Франсуа Ньеля провести Рождество у них в имении На Тринадцати Ветрах.

– Мои будут рады познакомиться с тобой, – заверил его Тремэн. – К тому же я надеюсь отпраздновать этот Новый год с особым блеском, ведь моя семья выросла.

– Я не приеду лишь в том случае, если Ла-Манш совершенно разбушуется, – пообещал канадец.– Я буду очень рад приехать и познакомиться с твоими.

Как он и надеялся, Гийом без труда получил обратно свои документы и смог вернуться на корабль. Служба по делам иностранцев готова была расстелить красный ковер под ноги друга знаменитого вельможи, приближенного канцлера Казначейства.

Пока лодка везла путешественников к кораблю, даже черная вода Темзы, в которой кое-где отражались фонари, казалась Артуру необыкновенной, и он вдыхал полной грудью запахи тумана и тины, угля и отбросов. Река, загроможденная судами всех размеров и прибывших со всех концов света, была продолжением тех морей, которые ему так хотелось увидеть, и жила своей особой жизнью. Одни суда выглядели потрепанными и бедными, другие были великолепны. И Артур с беспокойством ожидал, каким же окажется их корабль.

Внезапно перед ними возник трехмачтовик с черным корпусом, компактный и немного вытянутый. Несмотря на темноту, можно было разглядеть орудийные люки, сейчас закрытые, а ведь это было не военное судно. А под бушпритом– на носу– чье-то лицо с развевающимися волосами.

– Ну вот мы и прибыли! – сказал Гийом.

Но прежде чем он взял в руки рупор, чтобы позвать дежурного на корабле, Артур открыл рот. Это было впервые со времени отъезда. Он спросил Гийома с заметными нотками уважения в голосе:

– Это ваш корабль, месье?

– Да. Вам он нравится?

– Он мне кажется красивым, насколько можно судить о нем в такой темноте. Как он называется?

– «Элизабет».

Тремэн тотчас же почувствовал, как мальчик снова замкнулся, и виной тому было женское имя, которое, как он подумал, могло принадлежать мачехе. Тогда Тремэн как-то вскользь сказал, как будто это не имело никакого значения:

– Это имя моей старшей дочери. Элизабет пятнадцать лет, и я надеюсь, что вы с ней подружитесь и будете чувствовать себя в своей семье. У меня еще есть сын, на несколько месяцев старше вас. Его зовут Адам...

Артур подумал, что этой Элизабет очень повезло, раз в ее честь назван такой большой корабль. Она, конечно, очень избалованная и взбалмошная, как все девчонки, каких он знал. Может быть, мальчик окажется лучше. Желая узнать побольше о своей новой семье, он небрежным тоном спросил:

– Вы ничего не говорите об их матери. Какая она?

– Ей отрубили голову во времена Террора, – ответил Гийом очень сурово, и Артур вдруг покраснел. – Это была знатная дама...

– Прошу извинить меня за бестактный вопрос. Я не знал...

Лодка причалила к борту корабля. На палубе замелькали огни. Была спущена веревочная лестница. Гийом схватил ее, чтобы та перестала раскачиваться:

– Поднимайтесь, Артур! Как только вы будете наверху, вы окажетесь на территории Франции, и, хотите верьте, хотите нет, я говорю вам: добро пожаловать...

Мальчик молча внимательно посмотрел на него, как будто не решаясь сделать этот решительный шаг, потом, ухватившись за веревочный трап, он, как кошка, вскарабкался наверх.

Он был очень доволен. Это было как бы знаком Судьбы, ответом на его бесконечные вопросы. Однако не значило, что он смирился. Но, в конце концов, корабль мог увезти его к свободе, о которой он и не мечтал всего несколько часов назад. Действительно, засыпая в карете, он слышал, как Гийом сказал Джереми Бренту: то место, куда они ехали, было ближе к Девону, чем Астуэл-Парк, значит, это было на берегу моря; может быть, ему будет нетрудно убежать из этой нежелательной семьи. Что же касается обещания, данного Лорне, то это его не остановит, ведь, в конце концов, он всегда будет знать, где ее найти...

Поэтому он даже улыбнулся в ответ на веселое приветствие капитана Лекюйе, когда поднялся на палубу «Элизабет».

Конь летел, как стрела. Высоко подняв голову, с выкаченными глазами и дымящимися ноздрями, он несся, не разбирая дороги, закусив удила и перестав слушаться всадницу. Из последних сил она цеплялась за шею коня, полумертвая от страха и не решаясь кричать, чтобы еще больше не напугать чистокровного скакуна. К счастью, Проспер Дагэ, стоявший рядом с доктором Аннеброном, покуривая трубку и болтая с ним, вовремя сообразил, что ей грозило.

– Боже милостивый! – закричал он и, стянув покрывало с сиденья кареты, бросился вперед, чтобы набросить его на голову взбесившегося животного. Внезапно ослепленный конь взметнулся на дыбы и дико заржал. Дагэ ловко вывернулся из-под его копыт, схватил повод, выпавший из рук Элизабет.– Тихо!.. Тихо, Сахиб! Тихо, сынок! Стоять, стоять, стоять, – говорил он.

Почуяв знакомые руки и услышав голос своего друга, конь постепенно успокоился. С его лоснящейся спины свисали сгустки белой пены. Он дрожал всем телом, но больше не двигался, и тогда старший конюх имения На Тринадцати Ветрах решил поинтересоваться, что у него было на спине. Увиденное привело его в ужас: еще никогда он не видел Элизабет в таком состоянии. Она неподвижно висела на шее коня, волосы ее были спутаны, платье разорвано, лицо исцарапано ветками деревьев, из разорванного чулка торчало колено, похожее на шар из слоновой кости. Из глаз текли слезы, а ее сотрясала дрожь. Снимая ее с седла так легко, как будто ей не было и десяти лет, Проспер стал браниться, чтобы скрыть свое беспокойство: