– Ну, хороша! Что за дикая мысль оседлать Сахиба пришла вам в голову? Вы же знаете, что месье Гийом запрещает это. Только он может с ним справиться: конь слишком пуглив для девочки вашего возраста. Такому зверю нужны мужские руки...

Теперь Элизабет ухватилась за его плечо.

– Не кричи, Дагэ, ну не кричи же!.. Это счастье еще, что у меня был этот конь... Он спас меня. Даже если он и понес... О, как я испугалась!

– Да чего же, Бог ты мой! Вы ведь никогда ничего не боитесь!

Двое молодых конюхов бросились к Сахибу, который под накидкой наконец успокоился. Их появление изменило ход мыслей Элизабет:

– Не занимайтесь ни мной, ни лошадью! Надо собирать людей и сразу бежать на ферму Мерсье...

И вдруг разрыдалась:

– О, какой ужас!.. Если бы папа был здесь...

– А он здесь. Он только что приехал и привез...

Но Элизабет уже ничего не слышала. С криком радости она бросилась к дому, вырвавшись из рук старшего конюха и зовя отца. Но первым она встретила не отца, а худенького, одетого во все черное подростка с рыжими волосами, который с удивлением посмотрел на нее. Она тоже страшно удивилась, этот мальчик в трауре напомнил ей другого, которого она никак не могла забыть, мальчика с вьющимися светлыми волосами... Однако ей не пришлось предаваться воспоминаниям. На пороге дома появился Тремэн. Она бросилась к нему, чтобы повиснуть у него на шее, и он едва успел поймать ее на лету: ее нога запуталась в оборванных кружевах юбки, и она упала бы, если бы он не подхватил ее.

– Элизабет! Но откуда ты в таком виде? Что случилось?

– Со мной ничего особенного, а вот с бедными Мерсье... О, папа, прошу вас! Надо предупредить жандармов[1]... послать ваших людей... Так ужасно то, что я видела!

– Ступай на кухню! Клеманс займется тобой, и ты расскажешь нам...

– Нельзя терять времени!.. Она, может быть, еще жива... Она пошла на кухню и по дороге стала рассказывать, как накануне она поспорила со своей подругой Каролиной де Сюрвиль, что она приедет к ней на знаменитом жеребце, принадлежащем ее отцу, великолепном и капризном Сахибе, которого ему с таким трудом удалось уберечь от реквизиции Конвента, потом Директории. Все шло очень хорошо, но, подъезжая к ферме Мерсье, Сахиб вдруг захромал. Испугавшись за последствия своей выходки, молодая всадница поскорей спрыгнула с коня, чтобы проверить, что с ним произошло. Это было совсем не страшно, просто камешек попал ему под подкову, и она достала перочинный нож, который всегда носила с собой, чтобы вытащить камешек, как вдруг услышала страшный крик. Она прислушалась. Вскоре раздался новый крик. Он доносился со стороны фермы. У нее кровь застыла в жилах. Она решила пойти и посмотреть, что там случилось. Может быть, мадам Мерсье нуждалась в помощи?

После прошедших волнений на фермах работало мало людей: на этой ферме, где прежде было человек десять, кроме пожилой четы хозяев, оставались две служанки и сын одной из них, мальчик тринадцати или четырнадцати лет. Сын Мерсье, добровольно поступивший в Национальную гвардию, увлекся военной службой, «дымом пожаров и побед» в Италии и больше не возвращался. Мужчины-слуги были призваны в армию.

Элизабет, ведя коня под уздцы, приблизилась к дому и услышала умоляющий голос женщины:

– Пощадите!.. Не делайте мне больно... Во имя Божьей матери!

В ответ послышалось грубое бормотание мужчины. Элизабет не разобрала слов, но, поняв, что происходит что-то серьезное, она отвела коня в пустую конюшню и крадучись приблизилась к окну. То, что она увидела, привело ее в ужас: мадам Мерсье лежала на полу, и из глубокой раны на груди лилась кровь. Но самое страшное было рядом: связанное тело старого Пьера Мерсье, изогнувшееся в конвульсиях агонии, лежало в очаге, и его ноги, совершенно обуглившиеся, еще дымились. До девушки донесся страшный запах, и она закусила кулак, чтобы не завыть от ужаса. Но это было еще не все: за большим столом сидели двое мужчин с лицами, перепачканными сажей, а третий, лежа на Мари, самой младшей служанке, зверски насиловал ее. Один из сидящих за столом проворчал:

– Оставь мне немного! У меня скоро появится аппетит... Завороженная видом большого розового тела женщины, на котором изощрялся бандит, Элизабет задрожала, и из-под ее ноги выкатился камешек. Тотчас же один из бандитов, толстое чудовище, одетое в куртку из козьей шкуры, насторожился и ударил кулаком в бок своего товарища по попойке:

– Там какой-то шум. Пойди посмотри, может, это вернулась вторая служанка? Или ее парень?..

Приятель, бурча про себя, поднялся. Поняв, что она погибнет, если промедлит хоть секунду, Элизабет бросилась к конюшне, отвязала Сахиба, на лету вскочила в седло, вонзила в бока обе шпоры и помчалась во весь опор. Она услышала сзади крики, ругательства и даже два выстрела. Одна пуля задела шкуру жеребца, ибо он закусил удила и помчался, не разбирая дороги, через кустарник и овраги, а всадница никак не могла успокоить его.

Девушка закончила свой рассказ, и сразу же послышался громкий голос Тремэна, отдающего команды: оседлать для него лошадь! Разыскать доктора Аннеброна, который, встретив их в порту, привез мистера Брента, Артура и самого Тремэна в усадьбу, а сам направился навестить больного в деревушке Пернель! Наконец приказал Просперу собрать людей, лошадей и следовать за ним!

– Этого, думаю, будет достаточно, чтобы захватить негодяев, которые смеют оставаться на месте преступления после восхода солнца. А пока пусть Потантен займется Артуром и его воспитателем. А кстати, где Потантен?

Действительно, впервые случилось, что верный мажордом не выбежал встретить хозяина, в то время как остальные слуги: Клеманс Белек, королева кухни, Белина, занимавшаяся детьми, и Лизетта, старая камеристка Агнес, покойной его супруги, выбежали при звуках подъехавшего экипажа. В первый момент, когда поднялся шум вокруг хозяина и прибывших с ним новых людей, отсутствие Потантена осталось незамеченным. А затем драматическое возвращение Элизабет...

Войдя в дом и взяв все необходимое для поездки, он услышал от мадам Белек, гневно поджавшей губы:– Ваш Потантен слег с приступом подагры. Он позавчера немного перепил, отмечая семидесятилетие вашего друга Луи Кантена!

– Боже мой! – простонал Гийом. – А меня там не было! Придется идти с извинениями и... поблагодарить Потантена за то, что он собой пожертвовал!

– О, если вы это так воспринимаете, то поздравьте его: он был пьян в стельку! Это было зрелище!.. Пройдите сюда, месье, вам надо немного подкрепиться... А вы, мадемуазель Элизабет, успокойтесь, – проговорила она, обращаясь к девушке, которую Белина вела на кухню, чтобы умыть исцарапанное лицо.

Гийом на ходу остановил девушку: позже она должна будет объяснить ему свое поведение и особенно то, как она понимает послушание. На первый взгляд это прозвучало грозно, но та не испугалась.