– Подготовился?

– Да, – ответил Иосиф. – Ты завтра будешь?

– Не смогу, мне надо готовиться к контрольной. А ты смотри, не ударь лицом в грязь.

– Уж постараюсь, но все равно на меня будут смотреть как на нищего.

– В их глазах ты не нищий, а потенциально богатый. – Ульрих улыбнулся. – Вроде бы деньги есть, но ты человек практичный и самостоятельный.

– Как будто это для них норма, хотя сами в трехэтажных домах живут.

– Поверь, такое часто происходит среди представителей «золотой молодёжи», по разным причинам: одни хотят жить отдельно (как я), а других таким образом наказывают родители за разгулы. Так что это нормально. В наших кругах молодое поколение закаляют в непривычных условиях и приучают ценить деньги. Вот и ты такое же непутевое чадо. – Внезапно он стал серьезен и нахмурился. – И еще: ты, я думаю, знаешь, как вести себя с мамой при всех. Не дай Боже, если они узнают правду, я тебя предупредил.

***

На следующий день пришли с утра Жозефина с кухаркой-мулаткой. Последняя держала в руках сумки с продуктами и, едва кивнув Иосифу, сразу прошла на кухню. Жозефина при встрече обняла поэта, поцеловала и стряхнула пылинку со свитера. Затем дама сердца направилась в его комнату и открыла шкаф, покачала головой.

– Нет, мой хороший, так нельзя. – Она достала потертый пиджак. – Так нельзя. Живо собирайся, поедем в магазин.

Иосифу ничего не оставалось, как покориться судьбе. Они поехали и выбрали дорогой костюм, черный, с золотыми запонками. К стыду поэта, заплатила Жозефина: доход ей позволял. Вскоре они вернулись домой. Мулатка орудовала на кухне; все плитки заняты кастрюлями, пар обволакивал стены и окна, пахло жареным мясом и вареными овощами.

– Надень костюм, Иосиф, – сказала Жозефина. – Я еще раз хочу на тебя взглянуть. Стой, ты куда?

– В комнату. Сейчас переоденусь и выйду.

– Неужели стесняешься?

– Да, – серьезно ответил поэт. – Не могу я переодеваться при даме, так уж воспитали.

Жозефина пожала плечами, мол, тебе виднее. Иосиф закрыл за собой дверь и подумал: «Ей же пятьдесят, как она может ставить под вопрос такие вещи? В ее возрасте это несколько… неправильно, что ли? Может, просто перенервничала, вот и ляпнула глупость».

Он разделся до трусов и стал натягивать рубашку, брюки и пиджак. Ему вспомнились мать. Она зорко следила за тем, как бы брат не зашел к старшей сестре в комнату, а та – к нему. Да и сестра постоянно ходила по наставлению матери в сарафане и накидывала сверху шаль, а о косметике вообще речи быть не могло: ни ее, ни украшений дома не было. Более того, никаких ночевок у друзей. Отец никогда не целовал мать при детях в губы. Однажды Иосиф поинтересовался у него, почему она так строга, а тот пожал плечами и сказал: «Может, из-за того, что твоей сестрой мама забеременела в семнадцать, не хочет подобного для вас, вот и оберегает. Как говорится, береженого Бог бережет».

…Иосиф вышел к Жозефине. Она осмотрела его с ног до головы и просияла.

– Теперь ты готов.

19

Первый мерседес приехал ровно в шесть. К тому времени все было готово: усталая мулатка накрыла стол (точнее, объединенные одной скатертью два стола) шестью блюдами и отправилась домой. С ней же уехала Жозефина, дабы переодеться, и через полчаса вернулась в облегающем синем платье, которое подчеркивало ее бедра и грудь, тем самым даже делало моложе – так показалось Иосифу. Оно доходило почти до пола и сияло, как сапфир. К тому же в нем Жозефина ходила по-другому: неспешной походкой и для образа легонько, но ни в коем случае не вульгарно покачивала бедрами. Из сложного пучка волос выступали волнистые пряди, едва касаясь открытой шеи. «Как лань!» – подумал с восхищением Иосиф, однако о себе не мог сказать ничего хорошего. Ходил он скованно, словно лакей перед гостями, не мог выгнуть спину, ибо пояс давил на живот, а накрахмаленный воротник сжимал шею, как петля, сколько бы поэт ни пытался его ослабить. И все же Иосиф старался выглядеть серьезным и даже надменным. Может, и не душа компании, зато будут уважать.

Когда вошли первые гости, он встретил их с улыбкой, а Жозефина подошла к ним со словами:

– Анна, Вельгус, как же я рада вас видеть! Иосиф, знакомься: супруги Хайнц.

Анна, худощавая старушка в бирюзовом платье в цветочек, с голубой накидкой, улыбнулась и протянула руку в перчатке. Иосиф поклонился и поцеловал ее. Гостья рассмеялась.

– Прелестный, дивный мальчик! И такой воспитанный… Редкое явление в наши дни. Правда, Вельгус?

Краснолицый круглый мужичок закивал и отдал Иосифу куртку.

– О да, дорогая, полностью с тобой согласен.

– Ну что же, – сказала Жозефина, – проходите, присаживайтесь. Чай или вино?

– Пожалуй, второе, а вот Вельгусу лучше первое, так как у него потом голова болеть будет и давление подскачет. Да, милый?

Мужичок погрустнел и, сев в кресло напротив, проворчал:

– Да, дорогая.

Пока Иосиф разливал дамам вино, а себе и Вельгусу – чай, Анна Хайнц говорила:

– Право же, что за месяц! Столько событий, столько страстей передают – уму непостижимо. Ты не находишь это ужасным, Жоззи?

Дама сердца отпила вино и слегка нахмурилась.

– Да… У меня самой голова болит, хочется отдохнуть от всей жестокости. Ни дня без плохих новостей!

– Согласна. – Анна поглядела на Иосифа, который уселся возле дамы сердца. – А как, кстати, дело о Хассе проходит? Прогресс есть?

– Да, – ответил он.

– Когда суд?

– Не знаю пока. Как придет повестка, сообщу вам сразу же.

Иосиф улыбнулся. Что же за манеры такие: сразу с порога говорить о таких неудобных вещах? К тому же какое ей дело, когда будет суд? Улыбка получилась натянутой, и Анна нахмурилась. Неловкое молчание прервал стук в дверь. Иосиф встал и через несколько минут вернулся с новыми гостями. В целом на вечер пришло человек пятнадцать; кто-то приходился близким другом, кто-то просто давним знакомым, например супруги Хайнц, но, как сказала Жозефина, она всех очень хорошо знала. Иосиф же с каждым новым гостем становился все мрачнее и мрачнее. Ее друзья такие вежливые, вычурно одетые, – это резало глаза. Их так много, никого временный хозяин дома не знал, и на душе неуютно, словно он пришел по приглашению, а не они к нему. Между тем голоса становились все оживленнее, музыка по радио играла все громче и громче, а вскоре стало тесно. Гости разделились на отдельные группы и стояли по разным сторонам гостиной, в основном сплетничали.

Возле полки с книгами спиной к поэту стоял Вельгус